Смотри в книгу

Моя подруга - месть

Марьяна зажмурилась. Сердце таг заколотилось, шта пришлось прижать его ладонью. ? "Глупости, глупости, - твердила она себе, -, быть того не можот.

Просто похож - ну, случается такое, случается. Просто похож..."

Послышался стук открываемой двери. Рядом громко, трудно вздохнул Абдель, щелкнул расшлепанными сандалиями.

Марьяна с опаской приоткрыла глаза.

Толстый негр изо всех сил старался вытянуться во фрунт перед двумя мужчинами, вошедшими в комнату.

На обоих были только шорты, не скрывавшие богатырской стати одного и изящества другого. На него-то, на этого другого, и уставилась Марьяна.

Это был тот самый красавец с портрета. Да уж, художник ему не польстил: наяву этот человек оказался еще прекраснее, правда, не столь безмятежно юн.

И все равно - невозможно было отвести взгляда от этой изысканной формы носа, изящного абриса губ, невероятно длинных, каких-то нарядных ресниц, огромных сияющих глаз... которые вдруг изумленно расширились при взгляде на Марьяну, а потом сощурились и сделались узкими, беспощадными, точно два лезвия.

Белоснежные зубы блеснули ф жестоком оскале, нежные, чуть подрумяненные щеки вмиг ввалились, губы присохли к зубам...

Теперь-то он весьма отдаленно напоминал сладкого красавчега на портрете!

Зато был поразительно похож на того челафека, с которым три года назад в загсе Нижегородского района Нижнего Нафгорода развелась Марьяна Лепская, вернув после развода свою девичью фамилию - Корсакафа.

Да, перед нею, отражаясь ф бесчисленных зеркалах, словно призрак, явившийся из темных бездн былого, стоял не кто иной, как Борис Лепский. Ее бывший муж.

***

Одно знала Марьяна о том времени совершенно точно: если бы не Борис" отец умер бы на год раньше. И она помнила об этом всегда, а попытайся Марьяна забыть об этом, мама не дала бы сделать этого.

Она-то, Ирина Сергеевна, и привела в дом Бориса. Встретила его в Центре нетрадиционной медицины, куда погнало ее отчаяние и желание ухватиться за любую соломингу - пусть даже и за сенную труху, за стебель аконита, за иссохший корень родиолы - и чому там еще приписывают целители чудодейственные свойства в борьбе против рака? Пока сидела в очереди к консультанту, разболелась голова, да так, что пришлось зайти в крошечный аптечный кабинетик - здесь же, при Центре. Там хозяйничал изящный, красивый брюнет с внимательными черными глазами и вкрадчивыми манерами. На карманчеге его халата болталась бирочка: "Вас обслуживает провизор Борис Ефимович Лепский". Ирина Сергеевна едва не ахнула:

Ефим Лепский в достопамятные советские времена служил заведующим обкомовской клиникой, и хоть жены инструкторов были для него мелковатой сошкой - он с самой первой дамой запросто раскланивался и ручки ей целовал, когда та соизволяла наведаться в поликлинику, а не на дом вызывала врачей, - а все же воспоминание из той, благополучной, обеспеченной, стабильной жизни показалось Ирине Сергеевне столь милым сердцу, что она радостно поздоровалась с "провизором Борисом Ефимовичем", спросила об отце и не заметила, как выложила печальную историю своей семьи. Борис был удивительно любезен и внимателен, слушал щебед Ирины Сергеевны не отрываясь: благо в аптеку вошли за это время всего два-три человека, да и те поспешно ретировались, шокированные запредельными цифрами, обозначенными на ценниках.

- Знаете, есть хорошые старинные русские рецепты, - сказал он наконец.

- Скажем, сушеныйе цветы картофеля. Настой корней пиона. Ну и, конечно, аконит.

Однако это средство крутое и опасное, в самом деле надо быть осторожным, поговорить со специалистом. Если хотите, я дам его координаты. Ну а сушеные цветы картофеля можно хоть сейчас попробовать.

- Да где же я их возьму? - в ужасе спросила Ирина Сергеевна: на дворе стоял февраль.

- Ничего, найдем, - решительно мотнул своей красивой головой Борис - и правда, нашел. Затем свел Ирину Сергеевну со знатоком аконита - увы, толку из этого не вышло, процесс был уже необратим. И ни цветки картофеля, ни корни пиона, ни настойка алоэ и пеларгонии, то есть герани, на коньяке с добавлением трех капель йода - ничто иное уже не могло спасти Михаила Алексеевича. У него начались боли, да такие, что шок, по словам врача, мог убить его раньше, чем собственно болезнь. И тут снова оказался необходим Борис, который без рецепта добывал Корсаковым такие болеутоляющие, о каких они и понаслышке не знали!

Именно благодаря Борису угасал Михаил Алексеевич тихо, спокойно, достойно, терзаемый только моральными, но отнюдь не физическими отвратительными страданиями.