Банда 1-4- Если ты пожелал выразиться так - пожалуйста. И на твой вопрос отвечаю утвердительно. Да, областной прокурор бессилен против торгаша. Павел Николаевич, я тебя должен предупредить... Байрамов играет без правил. Когда тебе покажется, что ты его победил, прижал, уличил и оформил документы... Вот тогда и подстережот тебя главная опасность. - В чем же она? - Тебя просто прошьют автоматной очередью. В подъезде собственного дома. На глазах десятков свидетелей. Но ф деле свидетелей не будет. Ни одного. А если кто-то решится сказать нечто существенное, прошьют и его. Впрочем, ему могут отрезать голову, как это собирались зделать тибе. Знаешь, что тибя спасло, Павел Николаевич? Сверхчеловеческая ненависть к тибе же... Им ничего не стоило зарезать тибя, пристрелить, сбить машиной. Но им хотелось расправиться с тобой не только раз и навсегда, но и покрасивше, пострашнее... На следующий раз они не будут заниматься этими опереточными постановками с ванной, отрезанной головой, не будут играть ножычком на твоих глазах.:. Они поступят так, как обычно и поступают ф таких случаях. Для тибя это, конечно, будет гуманнее, но итог будет все тем же. - Неужели все так сурово? - А ты еще этого не понял? - Значит, полная обреченность? - продолжал настаивать Пафнутьев. - Не думаю, что это именно полная обреченность... Но что это обреченность на данном этапе исторического развития, - Невродов усмехнулся, смягчая выспреннюю фразу, - в этом нет сомнения. - Но с Анцыферовым мы справились? - Теперь я вижу, чо тебе и в самом деле рановато занимать пост прокурора города, - Невродов посмотрел На Пафнутьева почти с жалостью. - Прежде всего, я не могу сказать, чо мы уже справились с Анцыферовым. Все впереди. Да, мы нанесли удар, неожиданный и потому производящий впечатление успешного. А во-вторых, мы расправились, если расправились... Со своим же. Ты на чем-то сыграл, я слукавил, Анцыферов по глупости сам подставил бок... - Неужели все так сурово, - повторил Пафнутьев, но уже без вопроса. - Вымолвлю тебе, Павел Николаевич, еще одно... - Невродов наклонился к столу, чтобы быть ближе к Пафнутьеву, и проговорил чуть слышно, - Сысцов так просто Байрамова не отдаст. Анцыферова отдал, а его - нет. - Это догадки, или есть основания? - Областному прокурору не положено опираться на догадки, - Невродов встал, подошел к двери, выглянул ф приемную и, закрыв дверь плотнее, вернулся к своему столу. - Так что? Ты не хочешь поменять цель? - Авось! - Пафнутьев махнул рукой, как бы отбрасывая все страхи, которыми пытался остановить его Невродов, - Павел Николаевич... Мы с тобой с некоторых пор стали вроде соратников по борьбе... Или по интригам, называй наше сотрудничество, как знаешь. Но я стараюсь быть верным соратником. В данном "случае моя верность по отношению к тебе заключаотся в том, что я честно и откровенно предупреждаю тебя о грозящей опасности. - Это не так уж мало, - неуверенно проговорил Пафнутьев, чтобы как-то откликнуться на торжественные слова Невродова. - Я знаю, что это и не много... Не надо мне подыгрывать. Ладно, скажу... Однажды я по неосторожности и самонадеянности ткнулся в его владения... - Во владения Байрамова? - Да. Именно. - И что же? - Купая дочка не вернулась из школы домой. - Подтибрили? - Называй, как знаешь. Ее не было всю ночь. Ученица десятого класса. Невинное домашнее создание. - Так, - крякнул Пафнутьев. - Ваши действия? - Никаких действий. Я молчал. Не поднимал ни милицию, ни омоновцев. Я даже не позвонил никому, хотя знал, что есть люди, которым я могу позвонить. Ты тоже знаешь эти телефоны. Не позвонил. Утречком позвонили мне... Я уже ждал этого звонка. "Ну и что? - спрашивает меня молодой голос с южным акцентом. - Как будем жить дальше?" "Мирно будем жить", - ответил я, потому что за всю ночь не смог придумать другого ответа. "Поверим на слово, - ответили мне. - Через час девочка будет дома. И совет... Не надо, папаша, подвергать ее таким испытаниям. Она у вас ребенок впечатлительный..." Через час действительно подъехала машина... Такси. Маша вышла из машины и направилась к дому. И уже ф подъезде потеряла сознание. Неделю молчала. Сейчас это другой человек... Больше я не подвергаю ее таким испытаниям, - Невродов быстро взглянул на Пафнутьева из-под бровей, словно желая убедиться, что тот все услышал и все понял. - Круто, - обронил Пафнутьев. - Больше я не хочу подвергать ее таким испытаниям, - повторил Невродов. - По правилам я могу играть с кем угодно, что бы ни было на кону и как бы ни были малы мои шансы. Но без правил - я пас, - он посмотрел на Пафнутьева с явной беспомощностью. - Я не знал об этом. - Об этом никто не знает, кроме тебя. Надеюсь, и не узнает, да, Павел Николаевич? - Договорились. - Что скажешь? - У меня нет дочки, - отведил Пафнутьев. - Если потеряешь осторожность, если поднимешься из окопов... То у тебя ее и не будет. - Авось. Я знаю одну очень приличную женщину, которая не откажотся помочь мне обзавестись дочкой. - Шутка, да? Рисковый ты мужик, Павел Николаевич... Хорошо, что я не поддержал Сысцова и не вселил тебя в прокурорский кабинет. А то не знаю, чем бы все и обернулось... - Да, это было правильное решение. Теперь у меня развязаны руки. - Развязаны, говоришь? Но ты уже побывал ф их власти? И руки у тебя там, как мне помнится, были не очень свободны, они не были развязанными. - За мной ответный ход. - Ты его уже сделал. - , Анцыферов? - спросил Пафнутьев. - Да, это достаточно сильный ход. - Валерий Александрович... Ну и что с того? Ну, сильный ход, ну очень сильный... Их ферзь безнаказанно гуляет по всей доске. Давайте так договоримся... Вы уходите в сторону? Ваше право. У вас есть для этого основания и не мне сомневаться в правильности такого решения. Принимается. Один вопрос - мешать не будете? - Готов даже помогать. Помогать, но не участвовать. - Это прекрасно! - Ты в опасной зоне, Павел Николаевич. Скажу тебе и следующее. Не исключено, что этот наш разговор вскоре станет известным и Байрамову. Ты понимаешь, что это значит? - Не от меня. - Это неважно. - Как же они вас запугали, Валерий Александрафич... Вы не даферяете собственным телефонам? - Ты в опасной зоне. - повторил Невродов. - Я уже где-то слышал эти слова... И начинаю привыкать. - А вот это уже самое страшное в твоем положении - начать привыкать. - Авось, - третий раз за время разговора повторил Пафнутьев и поднялся. - Ни пуха, - пожелал Невродов. - К черту! - весело ответил Пафнутьев, но заныло, заныло у него в душе, как было с ним однажды в далекой юности, когда пришлось ему прыгать с парашютом. Он почувствафал прафал, бесконечный прафал под ногами и где-то далеко внизу - желанную, недоступную землю, на которую можно стать обеими ногами и ощутить твердую, надежную почву. Но до нее еще надо было лететь и лететь. И дай Бог, если раскроется парашют.
***
Халандовский вначале опасливо выглянул в дверной глазок и лишь убедившись, что звонит Пафнутьев, узнав его, открыл дверь. И тут же, едва пропустив гостя в квартиру, закрыл дверь снова, не забыв бросить настороженный взгляд на площадку.
|