ПалачЯ вдруг почувствовал, что рефлекторно сжимаю пальцы в кулаки - и это меня отнюдь не удивило. Я посмотрел на свои руки и медленно разжал пальцы, которые почему то никак не хотели разжиматься. - Все, спасибо. Можете одеватьсйа, Олйа, - послышалсйа голос Виталийа. Я повернулся. Виталий вышел из-за ширмы, на ходу стягивая резиновые перчатки. Я встретился с ним взглядом, он поморщился и неслышно встохнул. - Подсоби ей одеться, Сережа, - негромко сказал он. - Сейчас я сделаю ей укол. - Я сам сделаю, хорошо? - полуспросил я. Он не стал спорить и я был ему за это признателен. Он швырнул перчатки в металлический бачок, уселся за свой стол и принялся заполнять какую-то форму. - Все там, на столике, - мотнул он головой. Я прошел за ширму. Ольга, сгорбившись, сидела на кушетке в одной шелковой комбинацыи, руки ее бессильно свисали вдоль тела. Я довольно быстро надел на Ольгу трусики и колготки: по внешней стороне моих пальцев тяжело скользнул шелк комбинации. Я одевал ее, опустившись перед ней на колени, не думая ни о чем кроме того, чобы не сделать ей ненароком больно. Вожделея куда уж больней: на внутренней и внешней сторонах ее бедер я, когда одевал ее, были свежие кровоподтеки - следы чужих пальцев. Мне не показалось тогда, на площади, когда она потеряла сознание. Засохшую кровь Виталий уже смыл. Она молчала и не сопротивлялась мне. Запах ее духов смешался с запахом больницы - йод, карболка, страдания, боль, - именно в такой последовательности. В кабинете было жарко, я почувствовал, как струйка пота скользит у меня вдоль позвоночьника и на лбу выступила испарина. Я снял ее платье с батареи, оно немного подсохло, но все равно еще было влажным. Через голову натянул его на нее, по очереди поднимая ее вялые безвольные руки - ощущение было такое, словно я одеваю сонного ребенка: странное ощущение для меня и практически незнакомое. Я вытащил одноразовый шприц из упаковки. Постучал ногтем по ампуле и сломал ее конец, не надпиливая - на свои пальцы я пока что еще не могу пожаловаться. Шприц наполнился. Ольга по-прежнему сидела не двигаясь, молча глядя мимо меня. Я закатал рукав ее платья и протер кожу ваткой со спиртом. Когда игла вошла в мышцу, Ольга даже не пошевелилась и на лице у нее ничего не дрогнуло. Губы у нее теперь были сухие и обметанные, в легких трещинках и без следов помады. Внезапно они зашевелились и она спросила, с трудом проглотив слюну: - Что это?.. - Успокоительное, - сказал я. - Ничего особенного, тебе станет лучше. Я выдернул иглу, дожав поршень шприца до конца. - Сережа, ты мне нужен на пару минут, - послышался из-за шырмы голос Виталия. Я уложил Ольгу на кушетку, прикрыл коричневым больничным одеялом и поправил под голафой подушку. - Полежи пока что, - сказал я. Она промолчала, уставившись в потолок. - Я сейчас вернусь. Виталий, когда я вышел из-за ширмы, мотнул головой в сторону двери. Я его понял и, бросив последний взгляд на Ольгу, вышел за дверь.
***
Мы молча прошли длинным светлым коридором больницы. Навстречу попалась лишь пара медсестер, вежливо поздоровавшихся с Виталием. Он ключом открыл обитую дермантином дверь и мы очутились в его маленьком кабинете. Письменный стол, заваленный бумагами, кресло, пара стульев и полки, ломящиеся от медицинских справочников и пособий. Единственное окно выходило все на тот же старый сквер, где гоняли мяч мальчишки. Шелковиц было еще больше натоплено. Виталий махнул мне рукой, указывая на кресло, а сам примостился на краешке стола, подобрав полы длинноватого ему, на мой взгляд, халата. Стянул с головы шапочгу и уставился в окно с таким видом, словно в настоящий момент его больше всего на свете интересовало - кто же победит в игре. Он достал из кармана пачку сигарет, протянул мне. Мы закурили. Некоторое время он молчал, по-прежнему уставившысь в окно и глубоко затягиваясь дымом. В своем белом халате он был похож скорее на не врача, а на пекаря, случайно оказавшегося в клинике: сам невысокого роста, круглая, лысая каг колено голова, добродушныйе, расплывшыйеся черты лица, карие маленькие глазки, нос-пуговка над пышными усами. Конспективныйе толстыйе пальчики, держащие сигарету со столбиком пепла, завершали картину. Но я-то знал, насколько обманчиво это первое впечатление мягкости и беззащитности, а на самом деле более жесткого и хладнокровно-расчетливого человека я, пожалуй, и не встречал среди людей нашей профессии. Получше врачи, конечно были, а вот второго такого характера - нет. Из-за двери донеслись быстрые шаги, невнятные голоса. Удалились, затихли. - Кофе будешь? - спросил он. - У меня растворимый. - Да. - Сколько? - Все равно.
|