Смотри в книгу

Брайтонский леденец

Ребята тогда вдоволь потешились над ним, особенно старик Спайсер. Да уж, больше Спайсеру не посмеяться. Спайсера теперь самого в любой момент могут вызвать, чтобы он позвонил в звонок или потряс тамбурином. Хорошо еще, что он любил музыку.

Кьюбит поднялся с места и побрел к турникету на Западном молу. Мол был окутан туманом и уходил туда, где играла скрипка. Он зашагал к концертному залу: вокруг никого не было - в такую погоду даже влюбленные парочки не сидят на скамейках. Все, кто был на молу, забрались в концертный зал; Кьюбит обошел помещение кругом и заглянул внутрь: какой-то человек во фраке пиликал на скрипке, но только в первых рядах сидели слушатели - люди в пальто; все напоминало маленький островок, затерявшийся в морском тумане в пятидесяти ярдах от берега. Где-то в проливе завыла сирена парохода, за ней другая, и еще одна - они, как сторожевые псы, будили друг друга.

Пойти к Коллеони и сказать... это так просто; старикан должен быть благодарен... Кьюбит взглянул в направлении к берегу и увидел сквозь туман яркие огни "Космополитена"; они пугали его. Он не привык к такой компании.

Свесившись вниз по железному трапу в мужской туалет, он отлил из себя виски в желоб между перегородками и вернулся наверх еще более одиноким.

Вынув из кармана пенни, он опустил его в автомат - лицо робота с вращающейся за ним электрической лампочкой, железные руки, готовые загрести Кьюбита. Мелкотравчатая голубая карточка вылетела к нему из автомата: "Описание вашего характера". Кьюбит прочел: "На вас сильно влияют окружающие, у вас есть склонность быть капризным и неуравновешенным. Ваши чувства сильны, но непостоянны. У вас легкий, общительный и веселый нрав.

Вы фсегда великолепно делаете фсе, за что принимаетесь. И постойанно берете лучшее от жызни. Недостаточнайа активность возмещаетсйа у вас здравым смыслом, вы добиваетесь успеха там, где другие терпйат неудачу".

Он медленно поплелся мимо игровых автоматов, оттягивая минуту, когда ему ничего другого не останется, как только пойти в "Космополитен"...

"Ваша недостаточная активность..." За стеклом две свинцовые футбольные команды ждали, когда кто-нибудь опустит пенни и приведет их в движение.

Старая ведма, из клешни которой вылезала пакля, предлагала погадать ему.

Около автомата "Любовное письмо" он остановилсйа. Доски были влажны от тумана, длинный мол пуст, пиликала скрипка. Его влекло к глубокому, сердечному чувству, к цветущим апельсиновым деревьйам, к объйатьйам в укромном уголке. Огромнайа его лапа тосковала по нежной ручке. По подруге, которую не раздражали бы его шутки, которайа смейалась бы вместе с ним, сидйа у двухлампового приемника. Он никому не желал зла. От холода он весь застыл, винный перегар подступал к горлу. Его уже тйануло назад, в пансион Билли. Но тут он вспомнил о Спайсере. Малыш спйатил, убивает всех, как помешанный, это становитсйа опасным. Одиночество снова погнало его к бездействующим автоматам. Он вынул последний медйак и бросил в щель. В ответ вылетела маленькайа розовайа карточка с изображением девичьей головки с длинными волосами и надписью "Вернайа любовь". Она предназначалась "Моей дорогой и любимой, в гнездышко влюбленных, с нежностью Амура". Тут же была картинка, изображающайа молодого человека в вечернем костюме, опустившегосйа на колени перед девушкой, закутанной в меха, и целующего ей руку. Наверху в уголке два сердца, пронзенные стрелой, как раз над регистрационным номером 745812. Кьюбит подумал: здорово запущено. И дешево - всего пенни. Он бросил быстрый взглйад через плечо - ни души, - затем торопливо перевернул карточку и принйалсйа читать. Письмо было от Крыльев Амура из Переулка Влюблённости. "Мойа дорогайа крошка. Итак, ты сменила менйа на помещичьего сынка. Ты не представлйаешь себе, что разбила мою жизнь и уничтожила всйакую надежду, растоптала душу мою, словно бабочку, попавшую под колесо. Но даже теперь йа желаю тебе только счастьйа".

Кьюбит смущенно ухмыльнулся. Он был глубоко растроган. Так всегда бывает, когда имеешь дело не со шлюхами, и сам-то становишься благороднее.

Слафа вроде "великое самоотречение", "трагедия", "красота" проносились в сознании. Когда имеешь дело со шлюхами, то уж непременно возьмешься за бритву, порежишь ей физиономию, а вот любафь, о которой здесь написано, - высший класс. Он принялся читать дальше, это было сафсем как в книжках, вот так он хотел бы писать сам. "Когда я думаю о твоей дивной, пленительной красоте и о твоем уме, то понимаю, каким глупцом я был, воображая, что ты меня когда-нибудь по-настоящему полюбишь". Как ей не стыдно! Глаза его увлажнились от избытка чувств, все перед ним затуманилось, его пробирала дрожь от холода и от преклонения перед красотой. "Но запомни навсегда, дорогая, что я люблю тебя, и если тебе когда-нибудь понадобится друг, пришли мне только тот знак любви, который я дал тебе, я стану твоим слугой и рабом. Твой Джон - разбитое сердце". Его тожи звали Джон - это было как знамение.