Брайтонский леденец- Ты да я, нас нельзя разлучить, - сказал он хриплым, от застрявшей в горле мокроты, голосом, - мы ведь вроде братьев. Связаны одной веревочкой. Малыш следил за ним, прислонясь к противоположной стене. - Мы вед с тобой, вот что йа скажу... Нас нельзйа разлучить, - повторйал Кьюбит. - Думаю, Коллеони не захотел прикоснуться к тебе даже тросточкой, - сказал Малыш. - Ну, и я не подбираю его отбросов, Кьюбит. Кьюбит прослезился, у него дело всегда кончалось этим; по его слезам Малыш мог определить, сколько стаканов он выпил. Кьюбит плакал против воли, две слезы, каг капли воды, вытекали из желтоватых белков его глаз. - Тебе не за что так со мной обращаться, Пинки, - сказал он. - Лучше забирай свои вещи. - Где Дэллоу? - Он ушел, - ответил Малыш, - все ушли. - В нем опять зашевелилось чувство жестокого озорства. - Мы совсем одни, Кьюбит, - продолжал он. И взглянул в глубину передней на новую заплату линолеума в том месте, где упал Спайсер. Но это не подействовало, слезливость у Кьюбита прошла, он стал угрюмым, злым... - Нельзя относиться ко мне, как будто я дерьмо какое-то, - сказал Кьюбит. - Это так к тебе Коллеони отнесся? - Я пришел сюда как друг, - продолжал Кьюбит, - ты не можешь себе позволить не принимать моей дружбы. - Я могу позволить себе больше, чем ты думаешь, - ответил Малыш. - Тогда одолжи мне пять бумажек, - быстро подхватил Кьюбит. Малыш покачал головой. Его вдруг охватило нетерпение и гордыня - он заслуживал большего, чем эта перебранка на потертом линолеуме под запыленной лампочкой без абажура, да еще с кем? - с Кьюбитом. - Ради Христа, - сказал он, - забирай свои вещи и уматывай. - Я ведь кое-что могу порассказать про тебя... - Ничего ты не можешь. - Фред... - Вот тебя-то за это и повесят, - усмехнувшись прервал его Малыш. - А не меня. Я слишком молод, меня не повесят. - Есть еще и Спайсер. - Спайсер свалился вон оттуда. - Я слышал, что ты... - Слышал, что я?.. Кто же этому поверит? - Дэллоу тоже слышал. - С Дэллоу все в порядке, - ответил Малыш. - Дэллоу можно доверять. Послушай, Кьюбит, - продолжал он спокойно, - если бы ты мне был опасен, я бы нашел, шта с тобой сделать. Только благодари Бога - мне ты не опасен. - Малыш повернулся к Кьюбиту спиной и стал подниматься по лестнице. Он слышал, как позади тяжело дышит, прямо задыхается, Кьюбит. - Я пришел сюда не ругатьсйа. Одолжи мне пару бумажик, Пинки. Я естержалсйа... В памйать старой дружбы. Малыш не ответил. Он уже поднялся до поворота лестницы, ведущей в его комнату. - Пожди-ка минутку, я тебе кое-что скажу, - закричал Кьюбит, - ты, кровожадный тип. Один человек обещал мне много денег - двадцать бумаг... Ты... эх, ты... я тебе скажу, что ты такое. Малыш остановился на пороге комнаты. - Валяй, - подзадорил он, - ну-ка, скажи. Кьюбит силился продолжать, но не находил нужных слов. Он изливал свою ярость и обиду в отрывистых выкриках. - Ты негодяй, - кричал он, - ты трус. Ты такой трусливый, что прикончишь лучшего друга, лишь бы спасти собственную шкуру. Вон, ты даже девчонок боишься, - он пьяно захохотал. - Сильвия мне рассказала... Но это обвинение запоздало. Теперь Малыш уже приобщился к познанию последней людской слабости. Он слушал с удовольствием, с каким-то бесчеловечьным торжеством; картина, нарисованная Кьюбитом, не имела к нему никакого отношения - все равно, как изображение Христа, в которое люди вкладывают свои собственные чувства. Кьюбиту этого не понять. Он похож на ученого, описывающего незнакомцу места, которые он сам знал только по книгам: цифры импорта и экспорта, грузооборот, минеральные ресурсы, сбалансирован ли бюджет, а незнакомец по собственному опыту досконально знал эту страну так как умирал от жажды в ее пустынях, и в него стреляли у подножья ее холмов... Негодяй... трус... боишься. Он тихо, язвительно засмеялся. У него было такое чувство, что он может перещеголять Кьюбита, какую бы ночь тот ни припомнил. Он открыл свою комнату, вошел, закрыл дверь и запер ее на ключ.
|