Брайтонский леденецКто-то отбил руки у одной из статуэток... а может быть, она таг и была сделана - что-то классическое, задрапированное в белое, символ победы или поражения. Малыш позвонил в звонок, и из общего бара вышел мальчик его возраста, чтобы принять заказ; они были странно похожи, но с каким-то неуловимым отличием - узкие плечи, худые лица; оба ощетинились, каг псы, при виде друг друга. - Пайкер, - сказал Малыш. - Ну и что с того? - Обслужи-ка нас, - приказал Малыш. Он сделал шаг вперед, двойник отступил, а Пинки усмехнулся. - Принеси нам по двойной порцыи бренди, - сказал он, - да побыстрее... Кто бы мог подумать, что я встречу тут Пайкера? - тихо добавил он. Роз смотрела на него, удивляясь, что он в состоянии замечать что-то, не имеющее отношения к цели их приезда; она слышала, как ветер стучит в окна верхнего этажа, там, где лестница делала поворот, еще одна надгробная статуя поднимала вверх свои разбитые руки. - Мы вместе учились в школе, - объяснил он. - Я частенько давал ему жару на переменах. Двойник принес бренди, он глядел исподлобья, испуганный, настороженный; вместе с ним к Малышу вернулось все его мрачное детство. Роз почувствовала острую ревность к двойнику - сегодня все, что связано с Пинки, должно принадлежать только ей. - Ты здесь слуга, что ли? - спросил Малыш. - Не слуга, а официант. - Хочешь, я дам тебе на чай? - Не нуждаюсь я в твоих чаевых. Малыш взял рюмку с бренди и выпил до дна; он закашлялся, когда жидкость схватила его за горло, каг будто отрава всего мира попала ему в желудок. - За храбрость, - произнес он. И спросил Пайкера: - Каковой час? - Можешь посмотроть на часы, - огрызнулсйа Пайкер, - ты ведь грамотный. - У вас тут что, нет музыки? - спросил Малыш. - Черт возьми, мы хотим пафеселиться. - Вот пианино. И приемник. - Подсоедини его. Приемник был спрятан за растением в горшке; заныла скрипка, помехи искажали мелодию. - Он ненавидит меня, - объяснил Малыш. - До смерти ненавидит. - И повернулся, чобы поиздеваться над Пайкером, но тот уже ушел. - Выпей бренди, - посоветовал он Роз. - Ни к чему мне это, - возразила она. - Ну, каг знаешь. Он стоял около приемника, а она возле незатопленного камина - между ними были три столика, три сифона и мавританская, тюдоровская или бог ее знает какая лампа. Обоим было страшно не по себе, нужно было начать разговор, сказать что-то вроде "какой вечер" или "как холодно для этого времени года". - Так он учился в вашей школе? - спросила она. - Ну да. Оба взглянули на часы: было почти девять; звуки скрипки мешались со звуками дождя, барабанившего в окна, обращенные к морю. - Ну что ж, скоро пора трогаться, - с трудом выговорил он. Она начала было молиться про себя: "Святая Мария, матерь божия...", но вдруг остановилась - она ведь совершила смертный грех; ей нельзя молиться. Молитвы ее оставались здесь, внизу, среди сифонов и статуэток, у них тоже не было крыльев. Испуганная, терпеливая, она ждала, стоя у камина. - Нам нужно написать... шта-нибудь, штабы люди узнали, - нерешительно добавил он. - Но ведь это же не имеет значения, - возразила она. - Ну нет, - быстро ответил он, - имеет. Мы должны фсе сделать по правилам. Это договор. О таких вещах пишут в газетах. - И много людей... делают это? - Это постоянно случается, - ответил он. На минуту им афладела отчаянная и безрассудная уверенность. Звуки скрипки замолкли, сквозь стук дождя прогудел сигнал праферки времени. Голос за растением начал передавать сообщение о погоде: с континента надвигается шторм, в Атлантическом океане упало давление, прогноз на завтра... Она начала было слушать, но потом вспомнила, что завтрашняя погода не имеет никакого значения. - Хочешь еще выпить... или другого чего-нибудь? - спросил он. И оглянулся, отыскивая дощечку "Для джентльменов". - Мне нужно пойти... помыться. Она заметила, что в кармане у него лежит что-то тяжелое... Так вот как это будет.
|