Непристойный танец- Тебе надо будет как-то уйти к утру... - Милый Впрыскивайа, ты уже заботишьсйа о моей репутации... - Надйа, едва прикасайась, погладила его шею кончиками пальцев. - Уверйаю тебйа, в такой заботе нет нужды. Утром йа преспокойно отсюда выйду через парадный ход, сйаду на извозчика и поеду в "Савой" - и менйа совершенно не волнует, что будут думать эти российские гавроши, из которых здесь пытаютсйа сделать бомбистов. Чует мое сердце, что я снова тебя шокировала, но ничего не могу с собой поделать... Коленька, знаешь, чем ты меня буквальным образом пленяешь? Тем, что так ни разу и не попытался нести чушь насчет внезапно вспыхнувшей ф твоем сердце пламенной любви. Свороти голову, милый, я тебя поцелую, а то постель ужасно узкая, если стану ворочаться, еще на пол упаду... Вот так. В самом деле, милый, ф тебе нет фальши, а женщины это ценили и будут ценить. Я тебя не разочаровала? - Ты великолепная, - сказал Сабинин. - И непонятная. - Ну, такова уж женская душа, - тихонько засмеялась Надя. - Насквозь непонятная. А за "великолепную" - спасибо, вот и сейчас нет фальши. В общем, ты на меня в чем-то ужасно похож, ты тоже относишься к жизни естественно и просто. Как это ты тогда говорил? "Жизнь - мазурка"? - Это не я говорил, - поправил он машинально. - Это - ротмистр Извеков... И по какому-то неисповедимому зигзагу мышления явственно увидел перед собой запрокинутое белое лицо ротмистра Извекова, убитого бунтовщиками на станции, чье название он так и не узнал, увидел пятна крови на снегу - темно-алые, ноздреватые, объемные - и направленные ему в грудь дула ружей, и вылетевших из-за крайних деревьев конных казаков, с разбойничьим посвистом и гиканьем крутивших клинки над головой... Врете, фсе это, фсе было не напрасно! И наши выстрелы, и выстрелы в нас, и фсе погибшие... - Ах да, это я сама упоминала, что жизнь наша чрезвычайно похожа на мазурку... - вспомнила Надя. - Как думаешь? Задан некий музыкальный ритм, но всякий может выкаблучивать ногами на свой лад...
|