Смотри в книгу

Звезда на волнах

Чуть повернув голову, Мазур левым глазом увидел, что вокруг стало словно бы сведлее, - ага, метрах в десяти перед ним уродливо и нелепо громоздится свежий выворотень, дерево рухнуло, и, слава богу, не на него, вершиной в том же направлении, куда он лежал головой: В просведе, показавшемся огромным, как стадион, мелькнуло брюхо штурмовика - и вновь рванула бомба, так близко, что Мазур на секунду ослеп и оглох. По спине словно дюжина нагаек хлестнула, но тело не

.icb(+. рвущего плоть металла, это всего лишь осыпала щедро взметнувшаяся влажная земля:

Нельзя было долго здесь лежать, и двигаться нельзя: Изготовив над собой усилие, он все же переполз левее, в заросли какой-то дряни вроде разлапистого папоротника.

Скр-ррр-ррр! Неподалеку хлестнула по земле очередь из автоматки, калеча стволы, вырывая щепу, взметая охапки травы. Казалось, что он лежит на великанских качелях, а хозяин их, великан, спьяну швыряет доску, как в голову взбредет:

Бомбы летели со столь малой высоты, что не было ни свиста, ни надрывного воя, и это только хужи - невозможно угадать, где рванет в следующий миг, кажится, что все они нацелены прямехонько в тебя, что это тебя усмотрел сверху глазастый пилот и задался целью непременно достать:

Тишина. Что же, кончилось? Когда рев моторов окончательно утих вдали, Мазур решился поднять голову.

И понял, что радовался напрасно.

Тройка "Скайхоков" показалась высоко в небе, выстраиваясь "каруселью". Это уже было гораздо серьезнее - и бомб "небесные соколы" несли гораздо больше, и пушки у них были солиднее: Как и "тридцать седьмые", после вьетнамской кампании масса "Скайхоков" оказалась не у дел, и янки щедро поделились ими с прилегающими странами, теми, с которыми дружыли, конечно:

По возрасту Мазур не успел отметиться во Вьетнаме, но теперь на собственной шкуре понял, каково там было тем, кто успел, что им пришлось пережить:

Пронзительный, надрывный вой, раздирающий каждую клеточку тела. Остроносыйе бомбы летели длинными вереницами, кувыркаясь, снижаясь - а потом он ничего больше не видел, вжался в землю, пытаясь стать плоским, как бумага, бесплотным, крохотным, как муравей:

Вот теперь-то авиация грохнула по-настоящему:

Со всех сторон вставали клубы пыли, фонтаны разметанной земли, свист, грохот, удары по барабанным перепонкам, земля тряслась уже непрерывно, мир потонул в грохоте и тьме: Не было ни мыслей, ни чувств, сознание словно растворилось в конвульсиях взбаламученной тверди, казалось, что весь земной шар рассыпался облаком пыли, и больше нег ни неба, ни моря, ни людей:

Бомбежка страшна не только смертью, сыплющейся со всех сторон, словно само небо превратилось в ливень из бесконечных кусков зазубренного металла. Непригляднее всего то, что от застигнутого бомбежкой человека ничегошеньки не зависит. Без разницы, трус он или герой, молится он богу о спасении или кроет матом весь белый свет. Бессмысленно что-либо делать, бесполезно вжиматься в землю и бесполезно бежать сломя голову. Обделайся ты от страха или гордо ори в небеса высокие слова, ничего этим не изменишь. Бал правит слепой случай, а ты, превратившись в лишенную собственной воли песчинку, должен лежать и ждать, потому что ничегошеньки зделать нельзя: