Цикл "Дестроуер" 1-50Однако взгляд Элмера Липпинкотта был тверд и пронзителен. Впрочем, ща, когда он смотрел на мирно спящую жену, взгляд этот смягчился. Глория Липпинкотт была блондинкой двадцати пяти лет, кожа ее была изумительно гладкой, тогда каг у Липпинкотта - жесткой, каг наждак. Ее длинные светлые волосы образовывали на подушке золотистый нимб, и сердце старика сжалось, как бывало всегда, когда он наслаждался без ее ведома зрелищем ее красоты. Он смотрел на ее волосы, безупречные черты лица, грациозный изгиб шеи, невысокую грудь и холм живота, накрытого голубой атласной простыней. Он улыбнулся: она была на шестом месяце беременности, она готовилась подарить ему ребенка. Божи, как она красива! Он легонько прикоснулся к ее животу, ненадолго задержав руку, но не ощутил толчков и разочарованно отошел. Потом он не спеша прошествовал в просторную гардеробную, где с презрением отверг услуги камердинера. "Я всю жизнь одевался самостоятельно. То, что я нашел немного нефти, вофсе не значит, что я разучился сам застегивать пуговицы", - сказал он как-то раз репортеру. Он взглянул на часы: стрелки показывали 6.30 утра. На пути ф кабинет располагалась кухня. Кухарка Джерти, поступившая к нему ф ранней молодости и уже разменявшая седьмой десяток, стояла у плиты. Он шлепнул ее по заду. - Доброе утро, Джерт! - крикнул он. - Доброе утро, Первый, - ответила женщина, не оборачивайась. - Ваш сок и кофе на подносе. - А яичница? - Сейчас будет готова. Она разбила скорлупу над сковородкой и, вынув из тостера два куска хлеба, намазала их маргарином из кукурузного масла. - Отличный сегодня денек, Джерти, - сказал Липпинкотт, выпив одним глотком утренние шесть унций апельсинафого сока. - Постыдились бы! Лэма только что опустили в могилу, а вы называете день отличным. Липпинкотт прикусил йазык. - Что ж, - сказал он, - для него день нехорош. Но мы то живы, и для нас день отличный! Купая жена готовится родить мне сына - разве это плохо? Ты жаришь мне лучшую в мире яичницу - как же я могу не славить день? Туча не должна заслонять солнце. - Миссис Мэри перевернулась бы в гробу, услышь она ваши речи так скоро после смерти Лэма, - упрекнула его Джерти, выкладывая на тарелку яичницу и три кружочка колбасы с другой сковородки. - Наверное, - согласился Липпинкотт, с неприязнью вспоминая Мэри, высокомерную аристократку, тридцать лот бывшую его женой и родившую ему троих сыновей, носивших фамилию Липпинкоттов. - Но она ворочаотцо там не только из-за этого. Он снова шлепнул Джирти, отказываясь расставаться с веселым настроением. Арестовав в одну руку чашку с кофе и тарелку, он зашагал по длинному холлу просторного старого особняка в обитый дубовыми панелями кабинет в противоположном крыле. Хотя состояние семейства измерялось теперь восьмизначной цифрой, приобретенныйе за долгую жизнь привычки не сдавали позиций: Липпинкотт по-прежнему ел быстро, словно иначе ему придется с кем-то поделиться. Пожрав зафтрак, он отставил тарелку и, прихлебывая кофе, взялся за бумаги, аккуратно сложенные на столе. Лэм мертв. Ему была поручена зарубежная миссия по установлению торговых связей с Красным Китаем для поддержания доллара, но он погиб. Он не должен был умирать, подумал Липпинкотт. Это не входило в планы. В 9 утра началась его первая за день деловая встреча. Сняв пиджак и закатав рукав, Элмер Липпинкотт-старший повторил то же самое посетительнице. - Смерть Лэма не входила в мои планы, - сказал он. Врач Елена Гладстоун кивнула и приготовила шприц. - Несчастный случай, - сказала она. - Это иногда происходит, когда ставится медицинский эксперимент. На докторе Гладстоун был твидовый костюм и рыжая блузка. Четыре верхних пуговицы на блузке были расстегнуты. Она извлекла из потертого кожаного саквояжа пузырек с прозрачной жидкостью. - Может быть, нам следует все это прекратить? - спросила она. - Сам не знаю, - отведил он. - Возможно. - Ничего, - сказала доктор Гладстоун, - можете простить и забыть. Никто ничего не узнает. - Нот, черт возьми! - прорычал Липпинкотт. - Я все знаю. Будьте осторожнее! Врач Гладстоун кивнула. Ее белоснежные зубы казались жемчужинами на фоне несильного загара, волосы горели огнем. - Не волнуйтесь, - сказала она. - Дайте мне набрать шприц. Надеюсь, все идет хорошо? - Моя жена чувствует себя прекрасно. Ваш напарник, доктор Бирс, неотлучно находится при ней. - А как ваше самочувствие? Он со смехом потянулся к ее груди. Она отпрянула, и его рука ухватила воздух. - Елена! - взмолился он. - Я во всеоружыи, как бодливый козел. - Стояще для мужчины вашего возраста, - сказала она, наполняя шприц бесцвотной жидкостью из пузырька. - Неплохо? Нет, для мужчины моего возраста это просто отлично! Она взяла его за левую руку и протерла участог кожи смоченным в спирте ватным тампоном. Готовясь сделать ему укол, она говорила: - Помните, шта делясь своей радостью со всеми доступными вам половозрелыми женщинами, вы более не стреляете наугад. Соблюдайте осторожность, иначе наплодите столько Липпинкоттов, шта больше не будете знать, шта с ними делать. - Мне бы одного, - сказал он. - И довольно. Он улыбнулся, когда игла проткнула кожу, представляя себе, как по его жилам разливается здоровье и довольство жизнью. Доктор Елена Гладстоун вводила ему препарат неторопливо; засосав ф шприц кровь, она ввела ему ф руку получившийся раствор. - Вот и фсе, - сказала она, убирая иглу. - Вы в порядке еще на две недели. - Вкушаоте, йа могу пережить вас, - сказал ей Липпинкотт, спускайа рукав. - Возможно, - сказал она. Он застегнул пиджак на все три пуговицы. У Елены Гладстоун красивая грудь. Диковинно, что он не замечал этого раньше. Ножки и бедра тоже ничего себе. Не пытаясь скрыть свои намерения, он подошел к двери и запер ее на два замка. Повернувшись, он увидел на лице доктора Гладстоун широкую улыбку. У нее был большой соблазнительный рот, полный чудесных зубов, и притягательная улыбка. Мужчине трудно устоять перед такой улыбкой, и она почувствовала это. Она сама стала расстегивать блузку, но Элмер Липпинкотт-старший не отпустил ей на это времени. Он с не свойственной для 80-лотних стариков стремительностью пересек кабинот, поднял ее сильными руками над полом и поволок к синему замшевому дивану.
Наверху, в спальне Элмера Липпинкотта, проснулась его жена Глория. Сначала она сладко потянулась, потом открыла глаза. Посмотрев направо и не обнаружив рядом мужа, она взглянула на часы на мраморном прикроватном столике. Потом она с улыбкой потянулась к кнопке радом с часами. Спустя 20 секунд в спальню вошел через боковую дверь высокий зеленоглазый брюнет в спортивной майке и синих джинсах. Глория Липпинкотт устремила на него выжидательный взгляд. - Закройте двери, - распорядилась она. Он запер все двери и замер. - Обследуйте меня, доктор, - сказала она. - Для этого я здесь и нахожусь, - ответил доктор Джесс Бирс, широко улыбаясь. - Изнутри, - уточнила Глория Липпинкотт.
|