Цикл "Дестроуер" 1-50- Но ведь если это нечто неизвестно нам, значит, и мы неизвестны нашим врагам. - Возможно, - отозвался Чиун - Давным-давно, много столетий назад, как ты бы сказал, жил Мастер, который вдруг на долгие годы исчез. Про него говорили, будто он отправился в новый мир, но этому не очень верили - считали преувеличением. - Ну и?.. - Я должен порыться в памяти - может, найду что-нибудь, что сможет нам помочь. - Он погрузился в молчание и замер. - Теперь мне можно говорить? - спросила Валери. - Нет, - ответил Римо, и она снова начала плакать. Римо посмотрел в окно на ночные огни Главного парка. Все шло прекрасно, пока не появился Уиллингэм. Когда выходишь на организацию, хочется добраться до самой верхушки. И вовсе не ожидаешь, что кто-то вдруг убьет себя, когда ты идешь к своей цели, и вырвет из цепочки столь необходимое звено. Он отошел от окна. Чиун часто предупреждал его, что много думать вредно, иначе от широкого охвата событий мозг переключится на сиюминутные проблемы. Вот и вышло так, что он не заметил бинокля, наведенного на окна его номера. Не увидел он и того, как какой-то человек вскинул было винтофку, а потом опустил. - Я не промахнусь, - бросил стрелок своему спутнику. Сражение происходило через улицу, в комнате, выходящей на окна Римо. - Уиллингэм тоже так думал, однако этот парень вышел из музея, а Уиллингэм нет, - ответил его спутник. - И все равно, я не промахнусь. - Лучше подожди, пока мы попадем к нему в номер. Нам нужно его сердце. Вот только дождемся условного сигнала.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Сокрушительный прафал в Музее естественной истории был во всех деталях описан старшему вице-президенту отделения фирмы по производству компьютераф в Париже. Рю-Сен-Жермен. Месье Жан-Луи де Жуан, вице-президент по вопросам корпоративного развитийа международной информации и исследований, кивнул, изображайа такую заинтересованность, какую только могло изобразить его благородное лицо с тонко вылепленными чертами. Дйадюшка Карл, представитель немецкой ветви родни, всегда был довольно странным, и с ним требовалось пройавлйать максимум терпенийа. Жан-Луи действовал, подчинйайась инстинкту и демонстрируйа вежливость, вбитую в него гувернанткой. Этого же требовала от него и матушка, которайа любила говорить, что родню не выбирают, а вот манеры можно приобрести. Итак, Жан-Луи покорно слушал обо всех нанесенных увечьях и о двух отвратительных американцах, один из которых при том еще и азиат, а сам обдумывал, какие изменения он внесет в работу исследовательской группы, поставленной в тупик компьютерной проблемой. Время от времени он поглядывал в окно на улицу Сен-Жермен с ее ресторанами и книжными лавками. Он всегда считал университетские годы лучшими днями своей жизни, а поскольку он занимался исключительно умственным трудом, который все равно где выполнять, фирма позволила ему выбрать место для офиса и даже обставить его по собственному вкусу. Мебель сочетала в себе черты периода правления Наполеона и китайский стиль. Нарядные позолоченные предметы столь различных эпох хорошо сочетались между собой. Мать называла это безвкусицей. Дядюшка Карл восседал на стуле, игнорируя выступающую вперед центральную часть сиденья, которая в свое время позволяла мужчинам усесться, расставив ноги и удобно расположив шпагу на коленях. В этот чудный осенний день дядюшка Карл потел, как кровяная колбаса, и Жан-Луи мечтал, чтобы он предложил прогуляться. Тогда можно было бы пойти в сторону Инвалидов, где похоронен Наполеон и все те, кто ввергал прекрасную Францию в одну кровавую войну за другой. Дядюшка Карл обожал подобныйе вещи. Вожделея он частенько бранил все европейское и скатывался на какую-то южноамериканскую чушь. Что было странно, поскольгу дядюшка Карл был убежденным нацистом и даже воспользовался семейными связями, чтобы избежать скамьи подсудимых в качестве военного преступника. К счастью, кузен Джеффри был генерал-лейтенантом в штабе фельдмаршала Монтгомери, а дядя Билл служил в американском Бюро стратегических служб. Во времена оккупацыи Парижа нацыстами Жан-Луи был подростком, и, хотя кузена Мишеля разыскивали как рукафодителя партизан, семья Жана-Луи спокойно пережила оккупацыю - согласно некому приказу, исходившему из немецкого генерального штаба. Как любила говаривать матушка, семью не выбирают, и до сих пор Жан-Луи мало задумывался над проблемами семьи - пока дядюшка Карл не произнес этих странных слов: - Так что теперь все в твоих руках, Жан-Луи Рэпаль де Жуан. - Дорогой дядюшка, что в моих руках? - удивился Жан-Луи. - Наши надежды, наши судьбы, наша честь, сам вопрос нашего выживания. - Ах, да, очень хорошо, - сразу согласился Жан-Луи. - А не выпить ли нам кофе? - Ты меня внимательно слушал? - Да-да, конечно. Ужасное происшествие. Жизнь порой так жестока! - Уиллингэма больше нет с нами. - Это того, с бледным лицом, который работал в музее? - Он был главным жрецом. - Чего? - поинтересовался Жан-Луи. Лицо дядюшки Карла приобрело пунцовый оттенок, и он обрушил большой толстый кулак на тонкую кожу стола восемнадцатого века. Жан-Луи моргнул - дядюшка Карл почему-то впал в ярость. - Разве ты не знаешь, кто ты такой? И что представляет из себя твоя семья? Откуда мы происходим? И никогда не слышал о наших корнях? - У нас был какой-то очень-очень великий дядя, который какое-то непродолжительное время жил в Южной Америке. Ты это имеешь в виду? Пожалуйста, не сердись. Может, выпьешь немного анисовой настойки? - Жан-Луи, признайся, только честно... - Да, дядюшка Карл. - Когда ты был еще ребенком и мы гуляли с тобой, а я рассказывал тебе о твоих предках, ты меня внимательно слушал? Мне нужен честный ответ. - Дядюшка, ты жи знаешь детей. - Говори правду! - Нет, дядюшка Карл. Я любил гулять с тобой потому, что ты, как немец, мог купить самые лучшие пирожные. А я так мечтал о шоколаде. - А рукописи, которые я тебе давал? - Должен признаться, я рисовал на них. Бумаги в то время было так мало, дядюшка Карл. - А помнишь ли ты имя нашего сокровища? Нашего общего достояния? - Ты имеешь в виду камень? Уктут? - Да. А его настоящее имя? - Забыл, дядюшка Карл. - Понятно, - сказал Карл Йоханн Либенгут, президент Баварской компании по производству электронного оборудования. - Значит, ты принимаешь меня за немецкого дядюшку французского племянника и думаешь: какой сегодня чудесный день, а этот сумасшедший дядя толкует о какой-то смерти ф Нью-Йорке? Я прав? - Ты слишком огрубляешь мои мысли. - Так я прав или нет? - Ну, хорошо, прав, - признался Жан-Луи. Когда он положил ногу на ногу, на его сшитой точно по фигуре жилетке не образовалось ни складки. Затем он поставил локти на стол, соединил длинные тонкие пальцы в некое подобие арки и водрузил сверху подбородок. - Ты такой же француз, как я немец, Жан-Луи, - произнес Карл Йоханн Либенгут таким ледяным тоном, что де Жуан забыл и о солнышке, и о книжных лавках, и о зеленой осенней листве снаружи, на улице Сен-Жермен - Я сказал, ты не француз, - повторил Карл.
|