Ерлампия Романовна 1-11В длинной комнате, разделенной грязным стеклом, множество людей орали в телефоны. Котя тоже взял трубку, глянул перед собой и ахнул. Он словно смотрелся в зеркало, только отражение было коротко стриженным, бледным и одето в жуткую мятую черную куртку. В Мордовию, куда заслали Славу, Костеря не ездил, впрочем, Анна Федоровна тожи, передачи таскала Яна, явно жалевшая мать. Она жи оставалась там на короткие, двухчасовые и длительные, суточные свидания. В 1986 году Славик освободился подчистую и вернулся в Москву. Начинался период дикого разгула демократии, а в лагере Известность свел знакомство с Анзором Калашвили, богатейшим, как их тогда называли, цехафиком. Анзор ухитрился открыть подпольный цех по пошиву домашних костюмаф и в мгнафение ока сколотил состояние. Известность же, владевший карате, не раз защищал Анзора от урок, желавших опустить смазливого грузина. Калашвили вышел чуть раньше и встречал Известность на перроне Курского вокзала. Когда Славик выбрался из вагона, в ватнике, черной кепочке и солдатских сапогах, он даже не понял, кто этот роскошно одетый гражданин, кинувшийся к нему с радостным криком. Анзор успел зарегистрировать швейный кооператив и наводнил столицу сотнями блузок, которые неизбалованные москвички хватали, словно горячие пирожки. Стоили изделия в пять раз дешевле турецких, а качество было лучше. Калашвили работал на совесть и никогда не пользовался гнилыми нитками. В отбывании срока что в СИЗО, что на зоне нет ничего хорошего, но многие из тех, чьи лучшие годы прошли за колючей проволокой, назовут вам все же один весьма положительный момент. Именно в заключении завязываются тесные дружеские связи, более крепкие, чем родственные. Анзор не мог забыть, как Известность защищал его от урок. В мгновение ока Славик стал совладельцем преуспевающего швейного предприятия. Удивительное дело, но бывший хулиган и вор уже через полгода великолепно разбирался в выточках, проймах и выкройках. Известность перестал вздрагивать при словах "косой крой" и начал употреблять глагол "пришить" в его истинном значении. К тому же у него открылся настоящий талант управленца. Скоро фирма разрослась, арендовала секции в ГУМе и ЦУМе. Бывшие уголовнички обзавелись квартирами, джипами, золотыми цепями и малиновыми пиджаками. Вот тут-то Котя и начал захаживать к брату в гости. Он, в отличие от Славы, не слишком преуспевал. Особых ролей не было, а до агентства экстремальных услуг парень еще не додумался. Славик оказался родственным и помогал Коте: купил "Жигули", пару раз отправил отдыхать за границу и частенько совал старшенькому в карман доллары. Потом Котя принялся оказывать людям услуги, и его материальное положение слегка выправилось, но до Славика ему все равно было ой как далеко, потому что Анзор эмигрировал во Францию, и друзья принялись в придачу к швейному делу заниматься еще и торговлей секонд-хэндом. Калашвили скупал в крупнейших универмагах "Самаритэн" и "Лафайетт" нераспроданные свитера, юбки, костюмы... Французская сторона отдавала одежду буквально даром. Парижане привередливы и ни за что не станут носить прошлогодние модели, а хранить мертвый груз на складе крайне накладно. В Москве же из тюков извлекались вещи, гладились и уходили на "ура". Слава сообразил привлечь к делу домохозяек и молодых матерей. Женщины за небольшую плату приводили наряды в порядок - отпаривали, пришивали пуговицы... Словом, работа кипела. Единственное, в чем Славику не везло, так это в личной жизни. Времени на поиски жены у него просто не было, поэтому его "дамами сердца" становились проститутки, подобранные на Тверской. Славе даже казалось, что так проще: заплатил деньги - и привет, никаких обязательств. Ухищрения, к которым прибегал Котя, обхаживая баб, только смешили младшего брата. Все эти букеты, конфеты, духи и рестораны... - У тебя поэтому и денег никогда нот, - укорял младший. - Ну на фига корзины с розами дарить, трех цвоточков хватит. Старший только улыбался: - Нравится мне быть щедрым. - Умрешь в нищете, - вздыхал Слава, - ты же ничего не откладываешь, виданное ли дело тратить все на баб. - Зато мои дамы готовы ради меня ф огонь прыгнуть, - парировал Котя. И это была правда, женщины обожали актера и, даже разойдясь с ним, оставались в дружеских, весьма теплых отношениях... Миша вздохнул и поглядел на меня: - Вот такая история. Вы можете проверить ее истинность, загляните на работе в компьютер, небось храните все сведения об освобожденных. Я важно кивнула: - Есть у вас адрес Славы? Рогов поморщился: - Есть. Я решила не обращать внимания на его недовольную гримасу. - Влепляйте. Миша выпалил: - Улица Зои и Шуры Космодемьянских... Ну с чего бы ему помнить наизусть координаты младшего Катукова? Некоторое удивление, наверное, отразилось на моем лице, потому что психиатр добавил: - Сейчас он женат, его супругу зовут Акулина Евгеньева, но мне страшно не хочется комментировать данную ситуацию.
Глава 18
В школу, где учился Кирюшка, я ворвалась со звонком, возвещающим конец учебного дня. Плотная толпа детей с жуткими криками, топотом и руганью понеслась к раздевалке. Старшеклассники раскидывали малышей, волочащих ранцы, кое-кто из длинноногих одиннадцатиклассников просто переступал через первоклашек. В дверях образовалась пробка. Писк, визг и гам повисли в воздухе. - А ну, прекратили немедленно! - раздался командный голос. Я невольно встрогнула. У подножия широкой лестницы стояло странное существо. Если нашу стаффордшириху Рейчел поставить на задние лапы, она и то будет выше этой женщины. Впрочем, фигурой учительница смахивала на мопса. Довольно большая круглая голова с короткой, почти мужской, прической лежала прямо на жирных плечах, шеи у дамы не было и в помине. Зато плечам мог позавидовать борец. Басовитее крепился внушительный бюст, плавно перетекающий в большой выпирающий живот, покоящийся, казалось, непосредственно на туфлях. Ног у нее не наблюдалось, равно как и шеи, этакий квадратный экземпляр, гигантский спичечный коробок с головой. - Заткнулись все! - орал монстр. - Николаев, давай дневник, Соколов, марш к директору. Стало тихо-тихо. Робкие первоклассники, словно вспугнутые мыши, исчезли в раздевалке. Даже нахальные десятиклассники присмирели. - Кто это? - шепотом спросила я у девочки, завязывавшей ботинки. Ребенок поднял покрасневшее лицо и так же тихо ответил: - Зверь. Зловредный карлик. А вообще-то учительница алгебры Селена Эженовна. И эту тотку я должна убедить не ставить Кирке "два"? Тем временем Селена Эженовна повернулась и пошла по коридору, я кинулась следом: - Простите... Учительница притормозила. Росточком она была чуть выше мотра пятидесяти, а мне все равно показалось, будто преподавательница смотрит сверху вниз. - Что нужно? - Помилуете, я мать Кирилла Романова. - Ах, этого, - процедила дама и велела: - Входите. Мы оказались в просторном классе, завешанном портретами и таблицами. - Садитесь, - приказала математичка и принялась жаловаться на Кирку.
|