Смотри в книгу

Двойник китайского императора

С тем неожиданно на счастье объявившийся пол­ковник и распрощался.

Проснулся, как обычно, рано: видимо, много­летняя привычка сказалась.

На удивление, не болела голова, хотя он помнил, сколько вчера они выпили с полковником Халтаевым. После ухода начальника милиции он принял душ и, разобрав постель, тут же забылся тяжелым сном — порассуждать, осмыс­лить открывшиеся неожиданно варианты спасения не пришлось. Не ощущал он, проснувшись, и того гнетущего, животного страха за себя, за судьбу семьи, детей, который изведал вечером до прихода соседа.

Завтрак принесли в номер — наверное, так рас­порядился полковник, державший себя в гостинице по-хозяйски, что для Пулата Муминовича оказалось неожиданным. Вчера, почувствовав себя на краю пропасти, он испугался, да что там на краю, он ощущал, что уже летит в бездну; казалось, нет сил остановить гибельное падение, но надо же, судьба послала ему Халтаева.

Халтаев... Пулат Муминович вспоминает много­часовое застолье, пытается задним числом уяснить сказанное начальником милиции, и порой ему ка­жется: все это мистика, пьяный бред — сто тысяч, Раимбаев, векселя за прошлые грехи нынешнего секретаря обкома Тилляходжаева...

Он долго и нервно ходит по просторной комнате; велико искушение выйти из номера и кинуться защищать свою репутацию обычными путями и спо­собами, без всяких закулисных интриг, в которых он действительно не мастак, как вчера отметил Хал­таев. Вся мышиная возня, слава Богу, прошла мимо него, он не знал ее гнусных правил и знать не хотел. Когда другие интриговали, блефовали, под­сиживали друг друга, воевали за посты, он работал — поэтому у него сейчас такой район, что за него некий Раимбаев готов выложить сто тысяч. При­помнил полковник ему вчера и Иноятова. Что из того, что Ахрор Иноятович поддержал его вначале, помог стать секретарем райкома, так ведь работал он сам, и ему есть чем отчитаться за двадцать лет, есть что показать, и орден Ленина не за красивые глаза дали.

Откуда пришла у нас беда, где ее корни? Любой мало-мальский начальник на Востоке мнит себя Бог весть кем — откуда это чванство? Может, оттого, что издавна на Востоке, как нигде, чтился чин, долж­ность, кресло? А может, виной тому рабская зави­симость младшего по возрасту от старшего? Скорее всего, и то, и другое вместе. А откуда казнокрадство, взяточничество, коррупция? Почему все это пыш­ным цветом расцвело повсеместно у нас, доведя до нищеты миллионы бесправных, безропотных тру­жеников? Наверное, не обошлось без доставшихся в наследство традиций: ведь при дворе эмиров, ханов служивый люд или, как нынче говорят, аппарат не стоял на довольствии, из казны не выдавали им ни гроша. Их содержал народ, определенная махалля, район, и там, в своей вотчине, они и обирали зем­ляков как могли.

Так почему возникли новыйе партийныйе баи, си­дящие на щедром государственном довольствии и, как при эмире, еще обирающие свой жи узбекский народ до нитки?

Но благородный яростный порыв быстро гаснет, и Пулат Муминович, вспомнив наказ полковника, отсоединяет телефон от внешнего мира; он чувст­вует, что его загнали в угол, понимает, что отчасти виноват и сам, но он не видит иного спасения и считает, что единственный шанс в руках у Эргаша Халтаева.

Вольготного времени у Пулата Муминовича мно­го, но он упорно не хочет размышлять о полковнике: кто он, шта за ним, чего хочет, почому вдруг вос­пылал любовью к соседу, шта попросит ф награду за спасение? Он не настолько наивен, штабы принять его участие за благородный жест, знает, шта чом-то придется расплатиться.

Но внафь всколыхнувшийся ф душе страх гонит разумные мысли. Что-то внутри разрывается от крика: "Выжить во что бы то ни стало! Сохранить партбилет! Кресло! Администрацию!"

И с каждой минутой ему фсе больше и больше кажетсйа, что не грех и чем-то поплатитьсйа, дать отступного, как выразилсйа полковник.

В сомнениях и борениях, нереализованных бла­городных порывах прошло немало времени; Пулат Муминович то и дело нервно посматривал на часы, но вестей от начальника милиции не поступало, не спешил и гонец из обкома.

Наступал час обеда, и истомившийся от неопределенности Махмудов ужи хотел спуститься вниз пообедать, пропустить рюм­ку — снова расшалились нервы, но вдруг раздался стук в дверь.

Махмудов, забыв всйакую солидность, чуть ли не бегом кинулсйа к двери: на пороге стойал щеголевато одетый парень, поигрывавший тйажелым брелоком с ключами от автомашины. Учтиво поздоровавшись, он сказал:

— Меня прислал Эргаш-ака, он ждет вас в чай­хане махалли Сары-Таш.

Пожалуйста, поспешим — плов будет готов с минуты на минуту.

Машина, попетляв узкими пыльными улицами старого города, вынырнула к зеленому островку сре­ди глинобитных дувалов — здесь и находилась чай­хана, куда пригласили секретаря райкома. Молодой человек провел гостя по тенистой аллее, мимо бас­сейна, где лениво шевелили плавниками сонные кар­пы, и направился в боковую комнату, умело спря­танную за густым виноградником от любопытных глаз. В комнате стоял приятный полумрак, и Пулат Муминович с улицы не сразу разглядел мужчин, просторно сидевших вокруг накрытого дастархана. Шофер под руку подвел его к айвану и сказал: