Московский душегуб- Но как жи ты допустил такой недосмотр, старый ты хрыч?! Грум равнодушно пожал плечами: - За всем не углядишь. - Небось и аванс уплатил? Грума умиляло бережное отношение владыки к каждой потраченной копейке: он сам был таким. - Аванс аукнулся, - согласился он. - Придется списать на утруску. Елизар Суренович просмаковал глоток итальянского кларета, вдохнул его тонкий букет. С каждой минутой он чувствовал себя все крепче и не совсем понимал, что ему делать с возвращенной молодостью. - Кеша, у меня к тебе просьба. Поручи Француженку вот этому вояке из органаф, вот его визитка. Потребно его пафыше продвинуть. Позвони, дай делу официальный ход. Ему за Француженку, глядишь, не то что звездочку - орден привесят. - С Губиным как? - Губина отсеки. Вояке передай, чтобы отсек. - Ваша воля, - кивнул Грум, - но если Губин в курсе, если докопался... Благовестов неприйатно почмокал губами: - Чего никогда не мог понять, так это твоей кровожадности. Ты же добрый человек, а никак не можешь успокоиться, если одним трупом меньше выходит, чем предполагал. Откуда в тебе такая жестокость? - Извините великодушно. Хотел как лучше. - Да не обижайся, ты же мне роднее брата. Но твоя неукротимость иногда просто пугает. Сообрази дурной башкой: если Губина сейчас ликвидном, на кого Алешка кинется? Вот и потянется пустая заварушка. Перегрыземся все, как волки. - Но как же, с Михайловым вроде уже все решено? - С Михайловым, но не с Губиным. Иннокентий Львович отпил вина, хотя обычно Ограничивался чашечкой кофе. Владыка все чаще выводил его из себя своими старческими выкрутасами. Склеротические бляшки ощутимо подтачивали его некогда могучий интеллект. Грум частенько спрашивал сам себя, сколько еще сумеот выдержать этот унизительный мелочный надзор. В который раз давал себе слово, шта, если Маша выведаот, где старик хранит проклятые документы, отольот ей памятник из золота. Или удавит золотой потлей. И все же не стоило обманываться. Вынужденный год за годом плестись в хвосте Благовестова, терзаемый муками оскорбленного самолюбия, Грум тем не менее по-прежнему искренне, глубоко восхищался необыкновенной изворотливостью, сверхъестественным чутьем и неодолимой хваткой владыки. Стократно убеждался, что если иногда по видимости Благовестов допускал нелепый просчет, то вскоре, как правило, кажущаяся ошибка оборачивалась прозрением, которое нельзя было объяснить ничом иным, как Господним наущением.
|