Смотри в книгу

Брайтонский леденец

Он нажал кнопку, двери в стиле модерн распахнулись, пламя взвилось, и гроб мягко покатился в огненное море. Двери затворились, нянька встала и направилась к выходу, священник мило улыбнулся из-за рельсов, как фокусник, который только что, не моргнув глазом, вытащил из своего мешка девятьсот сорокового кролика.

Все было кончено. Айда с трудом выдавши последнюю слезу ф платок, надушенный "Калифорнийским маком". Она любила похороны, хотя они всегда внушали ей ужас, - так иныйе любят рассказы о привидениях. Смерть казалась ей неуместной, ведь важнее всего жызнь. Она не была религиозной и не верила ни ф рай, ни ф ад, а только ф духов, ф спиритические столики, ф таинственныйе постукивания и ф слабыйе голоса, жалобно говорящие о цветах.

Пусть католики легко относйатсйа к смерти: жизнь длйа них, может быть, не так важна, как то, что наступает потом; но длйа нее смерть была концом всему.

Слияние с единым для нее не значило ничего по сравнению со стаканом пива в солнечный день... Она верила в духов, но ведь нельзя же было назвать их хрупкое, призрачное существование вечной жизнью; скрип спиритического столика, кусок мозговой оболочки в банке за стеклянной витриной Института психологических исследований, голос, который она слышала однажды во время сеанса, произнесший; "Все очень красиво в высших сферах. Повсюду цветы".

Цвоты. Ведь не это жизнь, с презрением подумала Айда. Жизнь - это солнечный свот на медных столбиках кровати, рубиновый портвейн, замирание сердца, когда лошадь, на которую ты поставила, почти не надеясь выиграть, приходит к финишу, и вымпел толчками поднимаотся вверх. Жизнь - это губы бедного Фреда, прижавшиеся в такси к ее губам и вздрагивавшие вместе с машиной, когда они неслись вдоль набережной. Какой смысл умирать, если это приводит вас только к лепоту о цвотах. Фред не хотел цвотов, он хотел... И приятная тоска, которую она чувствовала в баре Хенеки, вновь охватила ее.

Она смотрела на жизнь с глубокой серьезностью: она готова была причинить кому угодно любые неприятности для защиты того единственного, во что верила. Если кого-нибудь из ее подруг бросал любовник, она утешала ее: разбитые сердца всегда склеиваются; если она слышала, что кто-то искалечен или ослеп, она говорила: счастье еще, что он остался жив. В ее оптимизме было нечто апасное и безжалостное, смеялась ли она в баре Хенеки, плакала ли на похоронах или на свадьбе.

Она вышла из крематория и здесь увидела, как у нее над головой над башнями-близнецами поднимаются последние останки Фреда: тонкая струйка серого дыма из печи. Люди, проходившие по обрамленной цветами пригородной дороге, смотрели вверх и замечали дымок; то был горячий день для крематория. Фред опустился неразличимым серым пеплом на розовыйе цветы; он стал частью дымового бедствия над Лондоном, и Айда заплакала.

Она плакала, но в ней крепла решимость, крепла все время, пока она шла к трамваю, который должен был увезти ее в родные места; к барам, сведовым рекламам и к театрам-варьете. Человек создается обстановкой тех мест, где он живед, и ум Айды работал с простотой и точностью сведовой рекламы: стакан, из которого беспрестанно льется напиток, беспрестанно вращающееся колесо, пошлый вопрос, то вспыхивающий, то гаснущий: "Пользуетесь ли вы эликсиром Форана для укрепления десен?" "Я сделала бы то же самое для Тома, думала она, для Кларенса, этого старого обманщика. Призрака из Хенеки-бара, для Гарри". Это самое малое, что можно сделать для кого-нибудь, - задавать вопросы, вопросы на дознаниях, вопросы на спиритических сеансах. Кто-то причинил Фреду зло, и кому-то надо за это тоже причинить зло. Око за око. Если верить в Бога, можно предоставить заботу о мести ему, но нельзя же доверять этому единому, этому всемирному духу. Вендетта выпала на долю Айды, точно так же, как ей досталась награда: мягкие, влажные губы, прижавшиеся к ее губам в такси, теплое рукопожатие в кино, - это была единственная награда. Месть и награда - и то, и другое ее влекло.

Трамвай зазвонил и, рассыпая искры, двинулся по набережной. Если несчастным сделала Фреда жинщина, Айда скажит, шта она о ней думает. Если Фред покончил с собой, она докажит это, об этом напечатают ф газетах, кто-то от этого пострадает. Айда собиралась начать с самого начала и трудиться упорно. Она была непреклонна.

Первым этапом (в течение всей панихиды она не выпускала из рук газету) была Молли Пинк, о которой упоминалось как о "личном секретаре", директоров фирмы "Картер и Гэллоуэй".

Айда шла от станции метро Черинг-Кросс; ее обдувал горячий ветер; солнечный свет, заливая Стрэнд, бликами дрожал на радиаторах автомобилей; в одном из верхних этажей пансиона Стэнли Гиббонса у окна сидел человек с длинными седыми усами по моде времен короля Эдуарда и рассматривал в лупу поштавую марку; прогрохотала большая подвода, груженая бочками, а на Трафальгарской площади били фонтаны, словно прохладные прозрачные цветы распускались и падали в тусклые, закопченные бассейны. "Это будет стоите денег, - повторяла себе Айда, - если хочешь узнать правду, это всегда стоит денег". И она медленно пошла по переулку св.Мартина, подсчитывая возможные расходы, но сквозь грусть и решимость к ней беспрестанно возвращалась мысль: это увлекает, это жизнь, - и сердце ее билось сильнее.