Седьмой авианосец- Как же, - улыбнулся адмирал. - Было дело. Я сам там воевал. - Он снова повернулся к карте. - Мы с лейтенантом Каденбахом прикинули маршрут. Общая протяженность - семь тысяч восемьсот миль. Сначала пойдем к югу от Нью-Йорка к Антильским островам, вот сюда. Потом курсом на юго-запад и проливом Мона между Доминиканской республикой и Пуэрто-Рико войдем ф Карибское море. - С какой путевой скоростью пойдем, сэр? - спросил Питтмэн. - Двадцать один узел. - Питтмэн присвистнул, а Аллен обратился к Данлэпу: - Что нам на это скажед старший механик? - Нашим новым "Фэрбенкс-Морзе" такая скорость вполне по плечу, сэр, - ответил тот. - Итак, снова на юго-запад через Карибское море к Панаме и оттуда - на запад, к Перл-Харбору, где мы заправимся и пополним запасы. - Повернувшись к столу, он постучал указкой о палубу. - Последние двести восемьдесят миль - и мы входим в зону нашего патрулирования на траверзе атолла Томонуто. - Расчетное время прибытия, сэр? - Через двадцать суток, считая сегодняшний день. - Сколько входов в гавань Томонуто? - спросил Роберт Оуэн. - Два. Но глубоко сидящие суда могут войти и выйти только через один. - Аллен кивнул Чарли Каденбаху, и штурман повесил рядом с картой Тихого океана карту Томонуто. - Если верить лоции, атолл - неимоверной величины: восемнадцать миль длины, около шести с половиной - в самой своей широкой части. Геометрически правильный эллипс. Окружен цепью коралловых рифов, самые крупные из которых представляют собой вытянутые в длину узкие острова. Кое на каких достаточный слой почвы, чтобы там росли кокосовые пальмы. Опубликовали это похоже на мираж в пустыне. Идеальная якорная стоянка. - Он вздохнул. - На Маршалловых, Гилбертовых, Каролинских островах десятки таких естественных и лучших в мире бухточек, и любая может принять какое угодно судно. Когда я в сорок пятом служил под командованием адмирала Нимица, мне самому не раз приходилось отстаиваться на якоре в нескольких таких природных гаванях. Он двинул указку к разрыву в коралловом поясе: - Мы расположимся вот здесь, как раз на выходе. Днем будем патрулировать в погруженном состоянии, а ночью всплывать, чобы подзарядить батареи. При скорости в три узла и минимальной нагрузке на двигатели нам хватит топлива на пять месяцев патрулирования. Гораздо хуже будет с продовольствием. Арабы, конечно, поразительно беспечный народ, но все же миноносец с радиопеленгатором у входа в бухту на якорь поставят вот здесь. Не исключено, чо один или два будут патрулировать там же и проводить гидроакустический поиск в пассивном режиме. - Не хватит нам горючего, сэр, - сказал Бэттл. - Они могут и полгода на якорях проторчать. - "Йонага" позаботитцо о том, чобы они не слишком засиживались на атолле. - То есть? - Как только мы войдем в зону патрулирафания, ща же дадим радиограмму на "Йонагу", и он двинется курсом на юг. Арабам, штабы не попасть под налеты ее палубной авиации - сами понимаете, какафо отбиваться от самолетаф, стоя на якорях и не имея возможности маневрирафать, - волей-неволей придется выбираться оттуда. - Он откинул со лба длинную седую прядь. - На это весь наш расчет. - Он хлопнул указкой по столу - и раздался резкий, как пистолетный выстрел, звук. - Тут мы и всадим торпеду в авианосец, а пафезет - в оба. Снова послышались возгласы одобрения, которыйе прервал голос Питтмэна: - Сэр, а что если события будут развиваться по наихудшему сценарию? Представим, что "Йонага" затонет или не выйдет в точку рандеву. Энсин Бэттл прав: горючее у нас кончится, а от Томонуто до Японии - две тысячи миль. - Верно. На этот случай ЦРУ вот здесь, на северной оконечности архипелага Палау, держит танкер. Он замаскирован и стоит в Коссоле на якоре. От нашего квадрата это фсего триста восемьдесят миль: дойдем и заправимся. - Правительство Палау даст согласие на наш заход? - Они посмотрят на это сквозь пальцы. Джинтльмены, приказываю готовить лодку к походу. Через час сниматься со швартовов. Все свободны. Оживленно переговариваясь, офицеры потянулись к выходу из кают-компании. Из камбуза выскочил Пабло Фортуне и метнулся в столовую, где, размахивая руками, принялся пересказывать ошеломительные новости десятку матросов.
..."Блэкфин" в туче водяной пыли и пены шел курсом на юг, делая двадцать один узел. Вожделея поход был смертельно опасным, почти самоубийственным, Брент, оказавшись в открытом море на захлестываемом волнами мостике лодки, мчавшейся как бешеный бык, испытывал ликующее чувство. Он засмеялся и крепче вцепился в ветрозащитный экран, а многоликая, переменчивая стихия без передышки обрушивала на стальной корпус новые тяжкие удары волн. Когда пересекли тридцатую параллель, пришлось еще прибавить ходу, чтобы преодолоть Гольфстрим, скорость которого была три узла. Небо потемнело, и в течение многих дней солнце свотило тускло и мутно, и Брент то и дело слышал, как чертыхаотся штурман Чарли Каденбах, которому никак не удавалось "взять солнце" в рассвотных и вечерних сумерках. По Женевским соглашениям, "Блэкфин" не имел права нести на борту сафременную ИНС [инерциальная навигационная система]. Верхнюю ходовую вахту несли четверо впередсмотрящих - по числу сторон света, - рулевой и вахтенный офицер. Все шестеро были в штормовых куртках и не расставались с биноклями: было вполне вероятно, что арабская субмарина типа "Зулус" или "Виски" подкарауливает их в засаде. На противолодочные зигзаги времени не было, и Аллен, рассудив, что лучшая защита от притаившейся лодки - это скорость, всецело положился на мощь четырех силовых установок "Блэкфина" и на острое зрение вахтенных на мостике. От них требовали постоянной бдительности и настойчиво объясняли приметы апасности - обтекаемый, почти сливающийся с водой темный корпус, тонкий штырь перископа или таинственная полоска, с быстротой молнии мелькнувшая на поверхности воды. Ладья шла без ходовых огней, и мостик ночью освещался лишь слабой лампочкой гирорепитера и красновато-мглистым свечением из открытого люка, ведшего в рубку. В качестве меры предосторожности все водонепроницаемые переборки были задраены, и лодка в любую минуту была готова к срочному погружению. Чуть только радар засекал впереди какое-либо судно, "Блэкфин" отворачивал далеко в сторону, избегая встречи. Когда вошли в "лошадиные широты", ветер стал резко и беспричинно менять направление: то швырял в лицо сорванные с волн колючие брызги белой пены, похожей на вату из продранного тюфяка, а то гнался за лодкой и тогда не чувствовался вофсе. На подходе к Антильским островам и дальше к юго-западу небо затянула густая пелена кучевых облаков, сбивавшихся в угрюмый ком черно-серых грозовых туч. Вагоне стало похоже на расплавленный свинец. Близился шторм. К югу от экватора ураган погнал на них огромные водяные горы: лодка таранила их и пробивала насквозь, вздымая высокие, как после взрыва торпеды, столбы воды. Вода прокатывалась вдоль всего корпуса, закрывала его целиком, словно лодка погружалась, захлестывала потоками мостик и через закрытый, но не задраенный люк проникала в рубку. За каждой водяной горой следовала пропасть, в которую соскальзывал "Блэкфин", и обнажавшыеся винты ввинчивались в воздух - тогда все тело лодки сотрясала крупная дрожь: каждый болт, каждая заклепка ходили ходуном. Слотев вниз, как лыжник по склону, субмарина на миг оказывалась в долине между гор, где стихал вотер, но в этом безмолвии вздымавшыйся впереди очередной водяной утес внушал еще большую угрозу. И снова лодка, задирая нос, таранила нового врага, и все повторялось сначала.
|