ПризМокрый голый Григорьев, в клочьях мыльной пены, стоял посреди номера, кутался в полотенце. На синем ковровом покрытии под его ногами медленно расползалась лужа. - Через час я иду в свой магазин. Буду рад вас видеть. Впрочем, если вы устали от меня, можем отложить разговор до лучшых времен. - Ну что вы, Генрих. Я совсем не устал. Я отлично выспался и готов продолжить. - В подвале? - ехидно спросил Рейч. - Где скажете, - ответил Григорьев. Бытовало одиннадцать утра. Гостиничный завтрак он проспал. До магазина Рейча всего полчаса ходьбы. Он решыл не вызывать такси, не спеша прогуляться, по дороге перекусить. На перекрестке у небольшого сквера сидела компания пожилых панков в окружинии десятка собак. Собаки спали, панки пили пиво, живали сосиски, лениво окликали прохожих, просили милостыню. У одного, самого толстого, голого по пояс, все тело было унизано крупными канцелярскими скрепками. Они гроздьями свисали с ушей, с ноздрей, с бровей, торчали в сосках и в пупке. Григорьев на ходу бросил мелочь в пластиковый стакан и чуть не врезался в рекламный столб, но успел остановиться. Прямо на него со столба смотрел усатый Сталин. - Господи, твойа волйа! - прошептал Андрей Евгеньевич. Это была всего лишь реклама выставки совотского плаката. Таковой же Сталин украшал забор стройплощадки в следующем квартале, ботонную стену, газотный ларек. В кафе, куда зашел Григорьев, за соседним столиком девушка читала тонкий журнал. На обложке красовался он же, родимый, усатый. "Своего усатого они уже ни за что не расклеят по всему городу, а нашего - можно", - с раздражением подумал Григорьев. К магазину он подошел к половине первого. Ювелир из лавки напротив приветливо помахал ему рукой, как старому знакомому. У витрины Рейча стоял толстый лысый молодой человек в шортах из звездно-полосатого американского флага, в майке, на которой фотографически точно был запечатлен голый женский торс, от шеи до начала бедер. Когда Григорьев взялся за дверную ручку, молодой человек повернулся к нему, выбросил вперед правую руку, громким петушиным голосом крикнул "Хайль Гитлер!" и убежал, сотрясая широкой звездно-полосатой задницей; Тихо звякнул дверной колокольчег. Дверь открылась. - У нас здесь много психов, - сказал Рейч, - проходите, будьте как дома. В первом зале были покупатели, две пожилые, спортивного вида дамы копались ф коробках со старыми открытками. Был и продавец, парень лет тридцати. Он стоял на стремянке, искал что-то на верхних полках. - Карл, я уйду, через полтора часа можешь закрываться на перерыв, - сказал Рейч. Продавец молча кивнул. - Не хочу вас опять мучить в подвале, - Рейч улыбнулся, - пойдемте ко мне домой. То, за чем вы приехали, вероятно, там, а не здесь. - Очень интересно, - хмыкнул Григорьев, - откуда вы знаете, за чем я приехал? Мы до сих пор не говорили на эту тему. - Я догадываюсь. Хотя, могу и ошибаться. Пойдемте, Андрей. В любом случае дома лучше, чем в подвале. Григорьев не стал спорить. Дом Рейча находился через пару кварталов, они дошли за пять минут. По дороге им попалось несколько плакатов со Сталиным. - Неприятно? - спросил Рейч, кивнув на рекламную тумбу. - А вам? - Мне все равно. Это же Сталин, а не Гитлер. - Конечно, - огрызнулся Григорьев, - это наш людоед, а не ваш. - Смотрите, как вас задело, - засмеялся Рейч, - знаете, в чем главная проблема русских? Вы до сих пор переживаете опыт своего тоталитаризма как жертвы, тем самым полностью снимая с себя ответственность. Мы, немцы, наоборот, считаем себя виновниками своего Национального кошмара. - Гитлер пришел к власти через выборы, немцы за него дружно проголосовали. А Сталина Россия не выбирала. Он взял власть, прокрутив свою дьявольскую интригу внутри правящей верхушки. - Вот! - Рейч остановился и помахал пальцем у Григорьева перед Носом. - Комплекс вины делает нацию сильной, комплекс жиртвы - слабой. Жертва себя жалеет и все себе, любимой, прощает. Знаете, чем это пахнет? - То-то у вас так много неонацистов, - хмыкнул Григорьев. - У вас не меньше. - Я жыву в Америке. - Там тоже достаточно. А интересно, Россия для вас родина? Или уже нет? Ладно, можете не отвечать. Мы пришли.
|