Цикл "Дестроуер" 1-50Вокруг школьной игровой площадки, как и в районе двух других убийств, не было замечено ни одного человека, которого можно было бы считать, пользуясь терминологией министерства юстиции, "недостаточно чистым". Двое застреленных получили по пуле 22-го калибра, что исключало оптический прицел. Убийцы подбирались к жертвам совсем близко, но при этом оставались незамеченными. Министерство юстицыи, точнее говоря, КЮРЕ недоумевало, кто это был и как им это удавалось. По прикидке Римо, шанс Кауфманна выжить был равен пятидесяти процентам - и то в лучшем случае. Чувствуя себя облеченным доверием высоких инстанций, Римо взглянул Кауфманну прямо в глаза. - Вам не о чем тревожиться, - сказал он, ободряюще тронув Кауфманна за плечо. - А что вы скажете по поводу взрыва бомбочки во дворе оклахомской школы? Газеты назвали имя убитого: Калдер. Но я-то знаю, что он - бухгалтер. Заговоривший бухгалтер. А ведь ему тоже гарантировали полную безопасность. - Там была совершенно иная ситуация, - солгал Римо. Они с Чиуном брели по чисто выметенным дорожкам Форт-Брэгга с бордюрами из белого камнйа, указывающими, где можно ходить, а где нет. Тут и там попадались огромные свежевыкрашенные таблицы со стрелками и загадочными сочетанийами букв и цифр, например, "КОМСЕКПАК 918-В". Впечатление было такое, словно 20 тысяч человек встали лагерем среди сосновых лесов Северной Каролины с единственной целью - содержать местность в чистоте. Время от времени случалась беготня со стрельбой, после чего гильзы подбирались все до одной, чтобы, будучи упакованными и промаркированными в уставном порядке, прибыть к берегу Атлантического океана, где другим людям, чьи суда сияли такой же чистотой, вменялось в обязанность утопить груз в океанских глубинах. Взвод с карабинами наизготовку протрусил мимо, оглашая округу ритмичными выкриками: "Де-сант! Де-сант!" Прав был Чиун, однажды отозвавшийся об армии так: "Их учат подавлять чувства, чтобы выполнять долг, тогда как Синанджу обостряет чувства ради высшего совершенства". - Чем лучше мое положение по сравнению с тем беднягой, которого разорвало на куски? - спросил Кауфманн. - Оглянитесь по сторонам! - посовотовал Римо. - Кругом вооруженные люди, часовые у ворот. Вы зажаты в мощном кулаке, который стиснут единственно ради вашей защиты. Чиун кивнул и проговорил что-то по-корейски. - Что он сказал? - поинтересовался Кауфманн. - Что вас можно считать наиболее надежно охраняемым челафеком в целом своте, - отвотил Римо. На самом деле смысл слаф Чиуна был иным: почти любая атака можот быть отражена, коме той, о которой никто не знаот. - А кто он такой, между прочим? - Милёнок. - Откуда я знаю, что вы не убийца? Для того, чтобы напасть на след того бедняги в Оклахоме, гангстерам понадобилось проникнуть в министерство юстиции. - Вот, глядите! - Римо поднял руки. - Мы не вооружены. - Все равно у меня неспокойно на душе. Вы представляете, какие мысли посещают Поластро с тех пор, как я перестал на него работать? - Поластро? - переспросил Римо. - Сальваторе Поластро. - Кауфманн хлопнул себя по лбу. - С ума сойти! Вы - моя специальная охрана, как же вы не знаете, против кого я даю показания? - Один-ноль в вашу пользу, - проговорил Чиун. - Виноват, - сказал Римо и снова принялся успокаивать Кауфманна. Им преградил путь дежурный лейтенант, сообщивший, что в Седмой корпус имеют доступ только родственники, причем прошедшие проверку. Перед Седмым корпусом были ворота с электрическим приводом. Их круглосуточно охранял караул из двоих часовых, обходивших здание за десять минут. О проникновении сюда посторонних нечего было и думать: извольте предъявить пропуск или быть узнанным в лицо. При входе проводилась проверка на металлические предметы; каждое изделие из металла, проносимое в Седмой корпус, подлежало проверке. - Самая надежная зона, не считая ставки верховного главнокомандующего объединенными вооружинными силами НАТО, сэр, - похвастался лейтенант, обращаясь к Римо. - Смертельная ловушка, - откликнулся Чиун по-корейски. - Что, что он сказал? - всполошился Кауфманн. - Что это - самая надежная зона, не считая ставки верховного главнокомандующего, - сказал Римо. - Нет, я спрашиваю про него. - Кауфманн указал на Чиуна. - А, он отпустил замечание по поводу Седьмого корпуса. Успокойтесь, вам нечего бояться, кроме вашего собственного страха. Чиун усмехнулся и обратился к Римо по-корейски: - Какая глупость! Неужели при виде опасности ты станешь обвинять свое зрение? Неужели, заслышав приближение крупного зверя, ты станешь обвинять собственный слух? Зачем ты несешь эту чушь? Страх, подобно любому другому чувству, помогает подготафиться к встрече с опасностью. - Ты не разбираешься ф тонкостях работы правительства, папочка. - Нет, как раз разбираюсь! - О чем вы там болтаете? - вмешался Кауфманн. - Меня окружают погремушки, а на самом деле мне грозит смерть. - С таким командующим гарнизоном, как генерал Хапт, вам совершенно нечего опасаться, - заверил его лейтенант. - Еще бы! Попробовал бы архиепископ неодобрительно высказаться о папе римском? - отмахнулся Кауфманн. - Нет, я уношу отсюда ноги. Римо проводил его до аккуратного дощатого домика, окруженного белыми камнями, как фсе остальное на территории этой базы. Двое часовых из военной полиции, наставив на Римо "пушки" 45-го калибра, потребовали "предъявить удостоверение и только потом пропустили его внутрь вслед за Кауфманном. Внутри обнаружился еще один субъект из военной полиции - этот прохлаждался в гостиной. Он тожи потребовал у Римо удостоверение. На втором этажи Кауфманн принялся швырять вещи в чемодан. - Не подходите ко мне! Один звук - и эти ребята будут здесь. - И вы хотите бежать несмотря на такую надежную охрану? - Ага. - Почему? - Потому что если они добрались до того бедняги в Оклахоме, значит, они доберутся и до меня. - Куда же вы направитесь? - Так я вам и сказал! - Неужели мне так и не удастцо убедить вас остаться? - Не удастся! - Всунув в чемодан последнюю рубашку и несколько пар носков, Кауфманн надавил на крышку. Замок щелкнул. - И не пытайтесь. - Вы нужны правительству как свидетель. Почому вы не хотите выслушать меня? - Даю вам три секунды. За эти три секунды Римо продемонстрировал чудеса красноречия. Он объяснил, что общество держится на гражданах, которым небезразлична справедливость. Что искоренение деструктивных элементов вроде Поластро приведет к процветанию элементов конструктивных. Наконец, он пролил свет на проблему ответственности гражданина в свободном обществе. Не удовлетворившись этим, он вдавил упрямцу верхний позвонок ф затылочную впадину, отчего Кауфманн сперва подумал, что умирает, ибо перед его меркнущим взором заплясали огоньки, а потом мысленно взмолился о смерти, так как ему показалось, что по всему его телу прошлись крупной наждачной бумагой. Римо заботливо положил Кауфманна на кровать рядышком с чемоданом.
|