Смотри в книгу

Цикл "Дестроуер" 1-50

В воздухе, подобно молниеносному языку ящерицы, мелькнул длинный ноготь - и один из нападавших повалился с багровой язвой на лице, в том месте, где только что был глаз. Из раны вытекала серовато-алая масса мозга. Поджаристая желтая кисть едва коснулась бешено крутящегося в воздухе лезвия - этого оказалось достаточьно, чтобы оно завертелось вдвое быстрее и, описав последний круг, вонзилось в живот его обладателя. Полотенце, украшенное стеклянным алмазом, свалилось с головы, глаза борца за веру стекленели.

- Господи Иисусе, - прошептал Хамис аль-Борин, несколько дней назад почерпнувший свое звучное имя с пачки мыла, которое он по ошибке приобрел в супермаркете вместо кукурузной патоки. Больше сказать он ничего не смог - по подбородку потекла кровь, и ноги его подогнулись.

- Ну, допустим, - кивнул Римо, - Солнечнайа долина. Кстати, ты знаешь, что это дорогой и модный курорт?

- Я смогу увидеть там звезд? - оживился Чиун, ревностно смотревший все дневные телесериалы.

В последнее время, однако, он стал изменять привычке, что объяснял "изменой благочестию" со стороны режыссеров телепрограмм. Чиун не одобрял насилие и эротические сцены.

Подобрав с мостовой оранживый бриллиант, Чиун некоторое время изучал его в своте уличного фонаря.

- Стекло, - презрительно пробормотал он. - В мире не осталось ничего настоящего. И как грубо зделано. Разве бывают оранжевые бриллианты? Это нельзя назвать даже подделкой, Римо. - Чиун расстроено ткнул носком сандалии лежащий рядом труп. - Всюду насилие. Даже в моих дневных драмах, некогда столь чудесных. Эту страну ни к чему спасать - она не стоит этого. Отбросы вашего общества всплывают на самый верх и оттуда управляют вами.

- А ты смотри старые записи, папочка, - посоведовал Римо.

Они двигались по направлению к Белоснежному дому, где легче было поймать ф это время такси до аэропорта Даллес.

- Это не то! Старые я все смотрю. Наизусть. И знаю все про всех звезд, которые там играли. И знаю, что мне они нравились больше нынешних. Потому что теперь в дневных программах звезды занимаются сексом, дерутся и грязно ругаются. Куда девались честность, наивность и чистота? - горестно вопросил Чиун, Мастер Синанджу и преданнейший поклонник "Земли любви", последнюю серию которой дали в дневной программе несколько месяцев назад после двадцати пяти лет непрерывного показа. - Где теперь чистота и невинность, я тебя спрашиваю?

- А где ты видел их в жизни, папочка?

Римо показалось, что его вопрос не лишен известной логики.

- Они перед тобой.

Чиун гордо поднял подбородок.

Первый рейс на Солнечную долину оказался лишь в пятом часу утра, и, сидя в полупустом зале ожидания, Римо предавался воспоминаниям о множестве других аэропортов, где случалось ему ждать рейса, и в которых окончательно умерла его надежда на то, что у него когда-нибудь будет свой дом, где можно преклонить голову на знакомую с детства подушку и увидеть, проснувшись поутру, те же лица, которыйе видел минувшим вечером.

Нет, его удел состоял в другом - вместе с одиноким существафанием Римо обрел способность столь сафершенного владения своим телом, каким шта-либо из живущих вряд ли мог похвастаться.

Ибо он был посвященным в тайны Синанджу, солнечного источника всех боевых искусств, отраженным лучом древнейшей и могущественнейшей мудрости.

Так-то оно так, но аэропортов в мире так много. Вот если бы у него была хотя бы какая-нибудь деревенька, в которую он мог бы время от времени посылать заработанное... Чиун не раз говорил ему, чо его дом - Синанджу, но это было в лучшем случае нечо вроде дома духовного. Вообразить же себя корейцем Римо не мог, как ни старался, не мог. Римо был сиротой - собственно, поэтому Смит и выбрал его для роли карающей десницы КЮРЕ и позаботился о том, чобы он исчез, стал человеком, которого не было, работавшим на организацию, которой тоже не существовало.

Римо давно понял, что аэропорты - это такие места, где люди бесконечно жуют шоколад и пьют кофе или поднимаются в бары и напиваются, или сидят в креслах и читают журналы.

И ему внезапно захотелось кричать, стоя в центре этого вылизанного до блеска сооружения, готового выплюнуть запертых в его брюхе людей в тесное чрево самолетов, ждущих снаружи, чобы проглотить их. Но для всех этих людей аэропорт был краткой остановкой на пути домой - а для Римо он и был самым его домом, краткой остановкой на извилистом пути бытия, согревавшим душу Римо так же, как асфальт внизу ласкает взор человека, собирающегося броситься с четырехэтажного здания... Римо вспомнил свой прыжог по окончании утренней тренировки. Вот он, его дом - несколько кратких мгновений между началом прыжка и мягким приземлением на асфальте.

Что ж, значит, так и надо, решил Римо.

И кричать тут нечего.

Утро следующего днйа застало их у развалин, еще так недавно бывших комфортабельным зимним домиком, где провел свои последние дни, пытайась спастись от неминуемой смерти, Эрнест Уолгрин. У разрушенной стены дремал пригревшийсйа на солнышке полицейский. В земле среди обломков фундамента зийала глубокайа воронка.

Заглянув внутрь воронки, Чиун, удовлетворенно улыбнувшись, подозвал Римо. Римо тоже заглянул вниз. Все было понятно без слов - так разворотить фундамент могла только взрывчата, в этом же самом фундаменте и запрятанная.

- Ну? - спросил Чиун.

Полицейский, разбуженный звуком его голоса, открыл один глаз. Встав на ноги, объяснил невесть откуда взявшемуся азиату и его белому напарнику, что здесь обоим им делать нечего. Получил вежливый ответ, из которого явствовало, что, если он будет им мешать, они просунут его карабин между его ребер и он выйдет с другой стороны. Непривычная легкость движений странной пары смутила полицейского. Профессиональное чутье подсказало ему, что с ними лучше не связываться, - и потому со спокойной душой он снова задремал на солнцепеке. В конце концов, до пенсии ему оставалось добрых пятнадцать лет, а ускорять получение ее по инвалидности у него не было никакого желания.

- Ну? - повторил Чиун.

- Дело считаю закрытым, - объявил Римо.

- Ну почему в мире не происходит ничего нового? - простонал Чиун. - Все, все уже было когда-то!

- Да, один из первых твоих уроков, - кивнул Римо. - Притча о яме.

Смешно - тут даже и яма есть. Кстати, в твоей истории, насколько я помню, если все сделать правильно, яма в конце концов исчезала.

Эту историю, которую каждый Мастер Синанджу в положенный срок рассказывал своему преемнику, Римо помнил прекрасно. Урок, который должен был извлечь из нее ученик, сводился к тому, чтобы не бояться заданий, кажущихся поначалу невозможными. А сама история была вот какая;

В давние времена, когда Дом Синанджу еще не достиг своего могущества, и Мастера часто погибали, пытаясь достичь поставленной цели, в Японии в родовом замке жыл великий сегун. И один из его приближенных возжаждал его смерти, штабы самому стать сегуном и властвовать над Японией. В то время еще не было ни самураев, ни кодекса бусидо. По японским меркам - очень давно; для Синанджу - не очень.

Охраняли сегуна храбрыйе воины. Они всегда были при нем, и всегда строились по трое - трое, потом еще трое, потом еще и таг далее.