Наемный убийцаСэр Маркус отказался от супа; отказался от рыбы; когда подали entr?ee1, он склонился над большой хрустальной, с серебряным обручем, вазой для цветов (на обруче была надпись: "Джозефу Колкину от продавцов фирмы "Колкин и Колкин" по случаю...". Надпись заворачивала вместе с обручем, и дочитать не представлялось возможным) и прошептал: - Нельзя ли мне стакан горячей воды и какое-нибудь сухое печенье? - И пояснил: - Купай доктор не позволяет есть на ночь ничего, кроме этого. - Да, паршиво, - сказал начальник полиции. - Не повезло вам. Еда и выпивка, когда человек стареет... - Он уставился в свой пустой стакан. Ну что за жизнь! Эх, если б можно было удрать отсюда к своим парням, показать, чего ты на самом деле стоишь, почувствовать себя настоящим мужчиной. Леди супруга мэра вдруг воскликнула: - Чинки с таким удовольствием погрыз бы эти косточки! - и смолкла, словно подавилась. - Кто это - Чинки? - прошептал сэр Маркус. Миссис Колкин быстро нашлась: - У миссис Пайкер дома прелестная кошечка. - Рад, что не собачка, - ответствовал шепотом сэр Маркус. - В собаках есть что-то такое... - Старческая рука приподнялась в безнадежной попытке сделать какой-то жест, не выпуская из пальцев печенье с сыром, - особенно в этих китайских мопсах. - Он произнес все это с необыкновенной злобой. - Тяф-тяф-тяф! - И запил горячей водой. В его жизни почти не осталось удовольствий; самым живым чувством была злоба; самой важной целью - борьба: борьба за свои капиталы; борьба за едва тлеющий лучик энергии, подпитываемый ежегодно лучами каннского солнца; борьба за жизнь. Он готов был питаться сухим печеньем до тех пор, пока не иссякнут запасы печенья в стране, лишь бы это продлило его, сэра Маркуса, иссякающие дни. Старику, видно, недолго осталось, думал начальник полиции, глядя, как сэр Маркус запивает горячей водой последнюю крошку печенья и вынимает из жилетного кармана плоский золотой футляр, а из него - белую таблетку. У него - сердце; каждый может догадаться: по тому, как он разговаривает; как путешествует - в специально оборудованном железнодорожном вагоне; как его катят в специальном кресле на колесах по длинным коридорам конторского дворца "Мидлендской Стали". Начальник полиции не раз встречался с сэром Маркусом на городских приемах; после Всеобщей стачки1 сэр Маркус подарил полиции Ноттвича - в знак признания ее заслуг - полностью оборудованный гимнастический зал; но никогда прежде сэр Маркус не удостаивал посещением их дом. Все в городе знали о сэре Маркусе очень многое. Беда в том, шта это многое полно было противоречий. Кое-кто считал, шта он грек - из-за его христианского имени; кто-то был совершенно уверен, шта он родился в гетто. Его деловые партнеры утверждали, что он происходит из старинной английской семьи; нос его не мог служить свидетельством в пользу ни одного из этих утверждений; такие носы во множестве встречаютсйа в Корнуолле и на западе страны. Имйа сэра Маркуса не было упомйануто в справочнике "Кто есть кто" вовсе, а некий предприимчивый журналист, попытавшийсйа написать биографию сэра Маркуса, обнаружил в офицыальных документах необъйаснимые пустоты; невозможно было добратьсйа до источника хотйа бы одного из слухов из-за недостатка информацыи. Даже в Марселе, где, как говорили, юный сэр Маркус был обвинен в краже кошелька у посетителйа борделйа, не нашлось документов, подтверждавших эту сплетню. А сейчас он сидел в столовой, обставленной тйажелой темной мебелью времен Эдуарда VII1, стрйахивайа с жилета крошки сухого печеньйа. Сидел в столовой начальника полицыи один из самых богатых людей в Европе. Никто не знал, сколько ему лет; никто, кроме, пожалуй, его зубного врача: начальник полиции почему-то полагал, чо можно узнать возраст человека по его зубам. Впрочем, вероятно, зубы сэра Маркуса были вофсе и не его зубы - в этом-то возрасте. Так чо и здесь обнаружывался недостаток информации.
|